Давным-давно, в старинном городке Бежецке, что утопает в зелени Тверских лесов, жила девушка по имени Авдотья Морозова. Теперь я доживаю свои дни в тишине, радуясь сыну, но заплатила за это спокойствие слишком высокую цену.
Меня зовут Авдотья Морозова, и бывало время, когда я ходила по знакомым улочкам Бежецка, где каждый дом помнит десятки судеб. Сейчас в моей жизни есть всё: уют, покой и повзрослевший сын. Но пришёл он ко мне сквозь боль и слёзы, через испытания, о которых страшно даже вспоминать. Эта история — как зарубцевавшаяся рана на сердце, что ноет в ненастье, хотя с виду кажешься счастливой.
Было мне тогда семнадцать, и весь мир лежал передо мной, словно раскрытая книга. Я дни напролёт просиживала в библиотеке, где пахло старыми фолиантами и пылью веков. Там я готовилась к экзаменам, мечтая о будущем. Библиотекарша Варвара Степановна относилась ко мне, как к родной. А родители мои — отец Григорий, что работал кузнецом, и мать Прасковья, учившая детей грамоте, — не покладая рук трудились, чтобы поставить нас с братом на ноги. В тот морозный вечер я зачиталась и опоздала на последнюю телегу. Но не испугалась — знала каждый закоулок нашего городка лучше собственной ладони. Решила пойти через сквер — ветер пробирал до костей, и я торопилась к печке.
И вдруг из темноты вышел он — в помятой гимнастёрке, от него разило самогоном. «Не найдётся мелочи на пропой?» — прохрипел незнакомец. Я молча покачала головой, но едва сделала шаг, как он схватил меня за руку. Кругом ни души — только звёзды да его пьяное дыхание. Он заволок меня за кусты, зажал рот ладонью, заглушая крик. Брюки мои порвались, и он, как зверь, сделал своё чёрное дело на промёрзлой земле. Боль была такая, будто меня разрывали пополам. Я лежала, не в силах пошевелиться, а он, закончив, только отряхнулся и ушёл, будто стёр меня с подошвы.
Еле добравшись до дома, я выбросила изорванную одежду в печь и заперлась в светёлке. Стыд сжигал меня изнутри — ни родителям, ни подругам я не сказала ни слова. Но через три месяца правда открылась сама: я носила под сердцем ребёнка. Родители плакали, обнимая меня, — в те годы аборт мог стоить жизни. Мы решили оставить дитя и уехать, чтобы спасти мою честь. Ради меня и моего сына, названного Тихоном, отец бросил кузницу, где его уважали, а мать — свою школу. Они стали работать за гроши в чужом городе, лишь бы я могла поднять голову.
Когда родился Тихон, я смотрела на его личико и видела в нём своё отражение — чистое, незапятнанное. Мы сплотились, как никогда. А когда сын подрос, в моей жизни появился Семён — добрый хозяин, что полюбил нас обеих. Он окружил нас заботой, ни разу не спросив о прошлом. Я не решилась открыть ему правду — боялась разрушить это хрупкое счастье, что досталось такой ценой.
Прошли годы. Тихон вырос статным, окончил училище в Твери, теперь работает приказчиком. Скоро у него будет своя семья. Я смотрю на него и чувствую, как сердце наполняется теплом. Жизнь моя теперь — это тёплый дом, чай с малиновым вареньем да весёлые разговоры. Рядом Семён, за плечами — прожитые годы. Но иногда ночью мне снится тот сквер, тот хруст снега под сапогами, тот перегар. Я просыпаюсь в холодном поту, но тут же слышу, как Тихон переворачивается на полатях, и понимаю: из зла родилось добро. Мой сын — моя отрада, ради него я вытерпела всё. Семён дал мне новую жизнь, за которую я цеплюсь, как утопающий за соломинку. Сейчас я умею смеяться, но смех этот — как рубаха поверх шрамов, что не заживут никогда. Я живу, я люблю, но память о той цене, что заплатила за счастье, со мной навеки. И всё же я благодарю Бога за Тихона, за каждый день, за то, что из боли выросла радость.
