Оставленная в тяжёлый час

— Ты могла бы хотя бы спросить, прежде чем всё переставлять, — Татьяна тяжело вздохнула, сжав в руках еле найденную солонку, и замерла посреди кухни, будто готовясь к дуэли.

— А ты могла бы хоть раз сказать «спасибо», что я тут порядок навожу, — огрызнулась невестка и захлопнула дверцу шкафа с такой силой, что посуда зазвенела. — Здесь же был не кухня, а какой-то склад.

Татьяна сердито прищурилась. Она только вчера разложила кастрюли по местам. Нижняя полка — для тяжёлого, верхняя — чтобы ничего не свалилось на голову. Сама она невысокого роста, поэтому расставляла всё так, чтобы не приходилось тянуться. А вот её высокая невестка смотрела на мир свысока. Во всех смыслах.

Сын сидел за столом с кофе, делая вид, что не слышит разговора. Когда-то он бегал по этой квартире с деревянным мечом, смеясь. А теперь воевал с матерью через жену и своё равнодушие.

— Это мой дом, Ирина. И мой порядок. Я не просила помощи.
— Зато и не отказывалась, когда мы переезжали. Уже забыла? — Ирина подняла брови. — Раз живешь не одна, будь готова к компромиссам.

У невестки была привычка улыбаться уголком рта, когда говорила колкости.

Татьяна стиснула губы. Конечно, она не забыла. Как тут забудешь? Когда Роман сказал, что они хотят сдать свою однушку и пожить у неё, пока копят на квартиру побольше, она растерялась. С одной стороны — неудобно отказать. С другой — тревога уже тогда кольнула под рёбра.

— Мам, ну ты прямо как будто выгоняешь нас, — наконец вступил в разговор Роман. — Мы же не отбираем у тебя жильё.
— Рома, у каждой хозяйки свои привычки. А я тут всё-таки хозяйка.
— Привычки, вроде твоей дребезжащей мясорубки, которой только ты умеешь пользоваться? — усмехнулась Ирина. — Тут всё ещё с советских времён. Я просто пытаюсь сделать жизнь удобнее.
— Удобство — это пусть твой муж обеспечивает, а не я, — резко ответила Татьяна, уже не сдерживаясь. — А мясорубка работает отлично. Если у тебя руки не из того места растут — это не моя проблема.

Роман встал и тяжело вздохнул. Татьяна заметила, как он посмотрел на жену, потом — на неё. Внутренние весы качнулись, но, как всегда, не в её пользу.

— Мам, ну не начинай. Мы просто хотим устроиться поудобнее. Это же ненадолго.
— Ваше «ненадолго» уже превращается в «навсегда». Я устала жить как в коммуналке, — не выдержала Татьяна.

Ирина швырнула тряпку на стол и вышла. Роман — за ней. Это повторялось снова и снова. Вместо разговора — захлопнутая дверь.

Невестка громко слушала музыку, оставляла в раковине грязные кружки, забивала слив. Но какое-то подобие мира ещё держалось.

Пока Ирина не устроила вечеринку в чужом доме.

Татьяна пришла с работы с температурой. Мечтала о горячем чае, тишине и мандаринах по акции, как вдруг услышала громкий смех на кухне.

— Мы ненадолго, — сказала Ирина, когда Татьяна увела её в коридор. — Через час все разойдутся. Просто друзья зашли, чай пьём.
— А что в чае плавает? — тихо спросила Татьяна, глядя на стол. — Первый раз вижу, чтобы чай с воблой пили.
— Мам, ну какая разница? — встрял Роман. — Мы же сказали — скоро все уйдут.

У Татьяны дрожали руки. Всё, чего она хотела — лечь. Но сначала полчаса музыки и хохота, потом — кто-то спотыкается о её туфли в коридоре с матерщиной. А потом — звон бокалов и чей-то голос: «О, это типа свекровь тут живёт? Ну и условия…»

— Всё, — резко сказала Татьяна, распахивая дверь. — Это не общага. Все — по домам. Немедленно.
— Мама! — взорвался Роман. — Ты что творишь?
— То, что давно надо было. Гости — на выход. Хозяйка — отдыхать.

Гости оказались воспитаннее. Они забрали пиво и ушли. Ирина хлопнула дверью. Ушла с ними.

А Роман… Роман подошёл к ней, когда она наконец легла, и выдал:

— Мама, это перебор. Ты опозорила Иру перед друзьями. Почему ты никак не поймёшь, что я теперь не только твой сын, но и её муж?
— Знаешь что, Рома, — голос Татьяны был тихим, но твёрдым. — У вас три дня. Через три дня вас и ваших кружек здесь не должно быть. Иначе поменяю замки.

Он промолчал. Не ругался, но и не извинился.

Через день они съехали. Без лишних слов. Татьяна вымыла кухню до блеска, поставила мясорубку на место. Села в пустой и тихой квартире. Теперь у неё снова была своя территория, но будто кусок сердца вырвали.

Прошло почти три года. Разговоры с Романом стали редкими, короткими, вежливыми. Почти как в очереди в ЖЭК. Он не спрашивал ни о делах, ни о здоровье. Даже про внука Татьяна узнала случайно, от соседки Лиды, у которой дочь подписана на Романа в соцсетях.

Первая встреча с мальчиком была неожиданной. Ребёнка привезли на такси без предупреждения. Просто позвонили в домофон и поставили перед фактом.

— Мам, открой, срочно. У малыша температура, а мы на работу опаздываем.

Татьяна открыла. Внука передали, как посылку. У мальчика были пухлые щёки и серые глаза, как у Романа. Сердце сжалось, и все претензии утонули где-то внутри.

— Держи. Это сироп. Утром уже давали, — сказала Ирина, не переступая порог. — Через четыре часа повтори, если нужно. И вот термометр. Цифровой, не ртутный, а то у тебя тут как в музее.
— Спасибо, ты нас выручила. Всё, мы бежим, — на ходу бросил Роман.

Они уехали. А она осталась с инструкцией, страхом что-то сделать не так и ребёнком, который тихо плакал, вцепившись в неё.

Потом это стало привычным. Иногда звонили накануне, но чаще — уже из машины. То у внука живот болит, то кашель, то просто «ой, он какой-то вялый, мы решили перестраховаться».

Татьяна без споров бежала в аптеку, быстро готовила еду, пытаА потом однажды она просто не открыла дверь, сидела с чашкой чая и смотрела, как за окном падают первые осенние листья, понимая, что наконец-то научилась выбирать себя.

Оцените статью
Оставленная в тяжёлый час
Преданный сын: родительское предательство и отложенная месть