Лето в городишке под названием Задрищенск пылало как самовар перед праздником. Солнце жарило так, что даже мухи в тени валялись без сил. Я растянулась на диване под треск кондиционера, который работал на последнем издыхании. Телевизор бубнил что-то про урожай картошки, но мне было не до него. Вдруг раздался звонок — на проводе голос моей подружки Татьянки, с которой не виделись сто лет в обед.
— Алё, родная! Как поживаешь? — трещала она, будто воробей на радостях.
— Как пельмень в кипятке, — простонала я. — У нас тут +35 в тени, а тени, между прочим, нет!
— У нас тоже баня, но хоть речка рядом! Приезжай, а? Соскучилась!
— И я по тебе, — вздохнула я. — Ладно, подумаю, может, на неделе махну.
Потрепались про огород, внуков и вечную борьбу с сорняками, потом бросили трубки. Но мысль о поездке в такую духоту, да ещё с пересадками в допотопных «пазиках», вызывала священный ужас. И всё же – как отказать подруге, с которой когда-то на одной парте сидели? В прошлый раз я у неё гостила три года назад. «Соскучилась! Приезжай!» — такие слова сейчас редко услышишь. И я решилась: «В деревню! В глушь! В Саратовские степи!»
Решила сделать сюрприз. Без звонков, без предупреждений – просто ввалиться с порога: «Вот она я!» На следующий день оттрясла четыре часа в автобусе, добралась до райцентра и рванула за билетом до Татьянкиной деревни. В душе ёкало: вдруг все места разобрали, и придётся трястись стоя, как сельдь в бочке, среди разгорячённых тел и ароматов чьей-то домашней еды. Но фортуна улыбнулась – билет в руках, словно выигрыш в лотерее «Гослото»! Осталось пережить три часа ожидания на вокзале под аккомпанемент местных голубей.
Наконец народ зашевелился. Пассажиры, измученные жарой, потянулись к остановке. Я разглядывала людей. Выделялась одна дама – стройная, в огромных солнцезащитных очках, алой кофточке и белоснежных штанах. На голове – соломенная шляпа, а рядом – стильный чемодан на колёсиках. Будто собралась не в деревню, а в Сочи на курорт.
Вдруг к остановке, расталкивая всех локтями, пробилась дородная бабулька лет шестидесяти. В ситцевом платье и выгоревшем платочке она тащила три сумки, набитые так, что молнии вот-вот лопнут. С криком «Дайте пройти-и-ить!» она шла напролом, как танк, и упёрлась прямо в «модницу», пытаясь отпихнуть её чемодан. Та стояла, как скала. Я замерла: щас начнётся!
Но тут подкатил автобус – древний, кашляющий, как дед после бани. Толпа рванула внутрь. Я, сжимая заветный билет, протиснулась на своё место – слава богу, никто не занял. И тут заметила: сижу прямо за нашими героинями. Пышная бабуля прижала «гламурную даму» к окошку. Та, поняв, что спорить бесполезно, нервно теребила шляпу. Сняла её, положила на колени, но поля всё равно цепляли соседку. Пришлось надеть обратно. Народ хихикнул.
Автобус, скрипя, тронулся. Рядом дремал паренёк в наушниках. А нашей дородной героине не сиделось. Видимо, что-то произошло до моего появления, и она решила взять реванш. Ворча про «городских выскочек», она ёрзала, пихала сумками алый чемодан. Жара лишь разжигала её гнев. Пот лил с неё ручьём. Она сняла платок, вытерла лицо и начала заправлять короткие седые волосы за уши.
Вдруг шляпа повернулась, открыв аккуратный профиль и лёгкий макияж.
— Всё такая же бешеная, Пышка, — спокойно сказала «гламурная».
Автобус подпрыгнул на ухабе.
— ЧТО?! — взревела пышная. — Это я Пышка?!
Она развела руками, призывая народ в свидетели.
— Люди, вы слышали?!
— Сними очки! — потребовала она.
Я ужаснулась: щас начнётся побоище! Пассажиры замерли. Очки медленно снялись. Пышная ахнула и… бросилась обнимать «модницу».
— Родная! Да это же Галка, Перышко моё! — заорала она. — Мы с ней десять лет за одной партой в Саратове сидели! Галя Соколова! Боже, сколько лет прошло? Тридцать? Как ты меня узнала?
— По привычке, Нинка Петрова, — улыбнулась изящная. — Вечно волосы за уши заправляешь, когда злишься. Я в ваш санаторий еду, давление лечить.
— В санаторий? Отлично! Я там главная по кухне, меня все знают! — гордо заявила Нинка. — А ты всё такая же — два притопа, три прихлопа?
— На пенсии, но танцы веду, — ответила Галя, поправляя шляпу.
Бабули успокоились, начали вспоминать молодость.
— Всех найдём, у меня ноутбук с собой, в Одноклассниках посмотрим, — пообещала Галя.
— В интернете? — фыркнула Нинка. — У нас сначала сеть поймать надо! Невестка моя, Танька, на крышу с телефоном лазает, как пожарный! Но разберёмся – санаторий у нас пятиэтажный, там хоть что-то ловит. Слушай, Галка, давай ко мне с ночёвкой? Поболтаем, пирогов напеку. Завтра в санаторий отвезу.
За окном мелькали поля, коровы и пруды с утками. Автобус останавливался у деревенек, выпуская пассажиров. Я прильнула к стеклу, жалея старую машину, а в ушах звучали голоса:
— Постарели мы, Нинка, — вздохнула Галя. — Время-то как летит.
— Ты ещё ничего! А я – чистая деревня, — хохотала Нинка. — Меня невестка не наряжает, как твоя. Я всё дочке отдаю, они вечно в кредитах.
— А мои дети мне своё старьё приносят, — грустно сказала Галя. — Новое себе берут, а старое мне «в подарок». Забота, говорят. Дочь баночки приносит, а там всё на английском – не поймёшь, то ли крем, то ли отрава. Чуть лысой не осталась!
— У меня четверо внуков, — хвасталась Нинка.
И когда автобус наконец остановился у старого сиреневого забора, я вышла, улыбаясь, потому что в этом мире есть вещи дороже кондиционеров и модных чемоданов — настоящая дружба, смешные случайности и тёплые объятия подруги детства.
