Когда дверь скрипнула, у Светланы дрогнуло сердце — вернулся муж из дальнего рейса. Игорь всегда привозил подарки: то шаль с узорами, то духи французские, то просто баночку мёда из глухой деревни. Света бросилась в прихожую и… обомлела. За спиной мужа стояла женщина. Чужая, с колючим взглядом, с нагловатой ухмылкой.
— Знакомься, Люба. Будет жить у нас, — равнодушно бросил Игорь.
Света онемела, глядя, как незнакомка, будто так и надо, направилась в ванную, а через пять минут вышла в её домашних тапочках, с её расчёской в волосах.
— Чего уставилась? Суп сварить не можешь? Скоро Игорь захочет есть, — проворчала Люба, проходя мимо.
Света стиснула зубы. Всё внутри кипело, но промолчала. Квартира была записана на мужа — купил ещё до свадьбы. По закону она тут никто. Хоть и жена.
До этого дня жизнь её казалась райской. Игорь водил фуру, деньги текли, Света не работала, жила в своё удовольствие: салоны, маникюр, вечные причуды. Друзья шутили, что Игорь в дальнобойщики подался, чтоб подальше от её нытья. Но он её любил — Света в этом не сомневалась.
А теперь — Люба. Седая, резкая, лет на двадцать старше. Что он в ней нашёл?
— Эй, вареники твои прилипли? Есть хочу! — донёсся голос с кухни.
Света молча поставила кастрюлю. Хотела достать котлеты для Игоря, как вдруг:
— Этим мужа кормишь? Меня тоже? — Люба фыркнула, распахнула форточку и швырнула вареники в окно.
— Да ты с ума сошла?! — вскрикнула Света.
— Собакам достанется. А ты иди, картошку почисть, поняла? — Люба махнула рукой и уселась к телевизору.
Когда Игорь зашёл, Света схватила его за рукав:
— Выгони её! Кто она вообще?! Она вареники в окно выбросила!
Но тут на кухню вошла Люба.
— Игорь, чего слушаешь эту недотёпу? Мужик с положением, квартира своя, а она даже суп сварить не может. Ныть — её конёк.
— Я тут хозяйка! — вскипела Света.
— Пока что, — усмехнулась Люба.
И ушла с Игорем за молоком.
На ужин Люба сварила солянку, пожарила гречку с печёнкой. Света не ела, но назавтра дочиста опустошила холодильник. Готовила Люба — пальчики оближешь, а Света у плиты — как балерина на стройке.
Тут она осознала — если не изменится, останется ни с чем. Стала учиться стряпать, перестала хныкать, начала терпеть. Даже подруге Наташке пожаловалась:
— Всё забирает! Деньги его, жильё его, теперь и он её…
— Гони её поганой метлой! — вспылила Наташка. — Если бы мой Витя…
— У тебя с ним общая хата, а у меня — всё его! Да и твой Витя на мои же деньги жирует! — закричала Света.
— Ну спасибо, подруга, — Наташка надулась. — Иди тогда к своему Игоречку и его Любке!
Но муж смотрел на Свету с прежней нежностью. Только о Любе — ни слова. Та устроилась кассиршей в гастроном.
Тут Свету осенило. Решила завести ребёнка. Раньше и слушать не хотела: мол, фигура, свобода, не готова. Теперь поняла — это её шанс.
Когда сказала Игорю о беременности, он расцвёл. Обнял:
— Давно пора. Только смотри — не разбалуешь. А то выгонят, как меня.
— Как это — выгнали? — ахнула Света.
— А так, — вступила Люба. — Воспитывала пасынков, как родных. Муж помер — они меня за дверь. Всю душу вложила, а они…
Света впервые почувствовала к Любе не злобу, а жалость. Даже спросила:
— А что потом?
— В запой ушла. Жить не хотелось. А тут — твой муж на фуре. Я под колёса — он затормозил. Разговорились. Предложил пожить. Я и согласилась. Поверила, что добро ещё есть.
В тот вечер они впервые поужинали втроём. Без скандалов. Света вдруг осознала — не хочет, чтобы Люба уходила. Даже уважать начала.
А потом приехал дядя Игоря из Сибири. Гостил неделю, всё на Любу косился. Перед отъездом вдруг заявил:
— Люба, поехали ко мне. В наши годы ждать нечего.
— Спасибо, что приютили, — улыбнулась Люба. — Но мне дальше ехать надо. От судьбы не убежишь.
Света провожала её с неожиданной грустью. Люба стала как родная. Потом родился сын, и Свету будто подменили. Сама предложила Любе быть крёстной. Теперь каждое лето они с малышом гостят у неё в деревне. Воздух, покой, забота — всё есть.
А Игорь смотрит на жену и не верит своим глазам. Спокойная, хозяйственная, ласковая. И шепчет друзьям:
— Всё Люба. Она нас всех на ноги поставила.
Вот так и вышло — человек, пришедший без спроса, оказался тем, кто всех спас.
