Драматическая борьба за жизнь: доктор, который не сдаётся
В городке Дубовка, где ветер с Волги гонит холодные тучи, в инфекционной больнице трудится врач Анастасия Петровна. Говорят, она — гуру своего дела. Нам с ней повезло, хоть я ни разу не видела её лица без маски и щита, похожего на экран робота-пылесоса. Анастасия Петровна — инфекционист. Гений в белом халате, но, увы, не спец по тёплым словам. За всё время, что моя дочь Даша лежала здесь, она ни разу не бросила мне спасательный круг утешения.
Она говорит языком протоколов и цифр.
— Лейкоциты 12, — выдаёт она, не отрываясь от карты.
— Это… хорошо? — спрашиваю я, сердце колотится, как заяц в силок.
— Меньше, чем было. Больше, чем надо. И родничок впал. Обезвоживание, — отвечает, даже бровью не поведя.
— Это опасно? — голос мой дрожит, будто я на льду.
— Назначу препарат, выровняет, — отрезает она.
Слова её короткие, будто телеграммы военных лет. Родители атакуют её вопросами — она отвечает, но так, будто каждое слово взвешивает на аптекарских весах. Как будто любая фраза может стать уликой против неё. Ей бы лечить молча, без этих разговоров. Но так не бывает.
Не пойму, нравится ли мне Анастасия Петровна. Выбора нет — жизнь Даши в её руках. Она не льстит, не размахивает платочком перед моей паникой. Но, может, это и не её работа? Её дело — убивать микробов, а не убаюкивать мам.
Сквозь запотевшие очки вижу её красные глаза. Устала. Может, даже плакала. Я больше не лезу с вопросами. И так вижу — Даше лучше. Вчера она лежала, как тряпичная кукла, а сегодня грызёт сушку и смеётся. Анастасия Петровна слушает её лёгкие, подмигивает:
— Молодец, Дашенька.
Мне она ничего не говорит. Да я и не спрашиваю.
После обеда привезли малыша Ваню. Состояние — хуже некуда. Наша больница — не федеральный центр, реанимации нет. Анастасия Петровна хватает телефон, названивает в областную: «Нужен невролог, нужен препарат!». В ответ — ледяное: «Мест нет, разбирайтесь сами».
Её смена кончается в три. Дома ждёт муж, свои дети, борщ на плите. Но она не уходит. Ваня слишком плох. Она ругается с областными, орёт на мужа: «Сергей, аптека закрывается в десять! Да, я плохая мать, но сначала купи лекарства!».
Медсёстры притихли. Обычно после трёх начальство исчезает, и больница живёт по своим, почти домашним законам. Но сегодня Анастасия Петровна здесь.
В соседнем боксе — Ваня и его мама, Ольга. Стены тонкие, слышно всё. Ольга звонит всем подряд: «Молитесь! Закажите сорокоуст! Священника попросите, его молитвы сильнее!».
Вечером Анастасия Петровна заходит к ним. Говорит: «Нужного лекарства нет, покупайте сами». Называет — среди них «Мексидол». Ольга взрывается:
— Мы налоги платим! Это безобразие! Засужу!
Анастасия Петровна молча выходит. Я знаю, о чём речь. Даше тоже капают «Мексидол», мы его сами покупали.
У меня есть лишние ампулы. Выскальзываю в коридор (хоть это и запрещено), ищу Анастасию Петровну. Нахожу в ординаторской — она стоит спиной, кричит в телефон:
— Сергей, двадцать минут — и всё! Дети не сдохнут без тебя!
Я протягиваю упаковку:
— Вот «Мексидол». Возьмите.
Она оборачивается. Впервые вижу её лицо — усталое, но красивое.
— Спасибо, — шепчет и в трубку: — «Мексидол» не нужен, нашёлся.
Я незаметно сую тысячу рублей в карман её халата.
— Ты что?! — хватает меня за руку.
— Это не вам. Это Ване.
Она опускает глаза:
— Спасибо… тебе.
— Вам, — поправляюсь я.
Ночью Ване хуже. Сквозь сон слышу, как Анастасия Петровна командует медсёстрами: «Капельницу такую-то, температуру сбивать тем-то». На фоне — шёпот Ольги: «Господи, помилуй…».
Когда болела Даша, советы сыпались как из рога изобилия. 80% — молитвы («Материнская молитва со дна моря достанет!»), 15% — бабки-шептухи и гомеопатия, 5% — «Валите в Германию, у нас медицины нет».
К утру Ваня лучше. Засыпает, температура падает. Ольга храпит. Анастасия Петровна не спала всю ночь.
В девять — новая смена. Она заходит к нам:
— Лейкоциты 9.
— Спасибо.
— Хорошо. Воспаление прошло.
Я молчу. Мне дико жаль её. За маской — те же красные глаза. Она идёт дальше.
В три она уходит. Ване уже лучше — он смеётся, ест кашу. Перед уходом Анастасия Петровна заходит к ним, ласково уговаривает: «Ванюш, дай послушаю».
Тут у Ольги звонит телефон. Она кричит:
— ОТМОЛИЛИ! ВАНЮШКУ ОТМОЛИЛИ!
Я смотрю в окно. Анастасия Петровна идёт домой, шатаясь, как после смены в шахте. Она — блестящий врач. И невероятно сильный человек. Ангел во плоти, если угодно.
Это она победила болезнь Вани. Убила её знаниями, руками и антибиотиками. А теперь идёт домой — без сил, без спасибо. Работа такая.
Отмолили, говорите…
