Однажды давно, в одном из переулков старой Москвы, раздался сдавленный шёпот:

— Костя, не надо… Прости… Останься…

Но отец уже взял поношенный чемодан и шагнул к двери, даже не взглянув назад.

Я замер между кухней и прихожей, будто живая стена. Мне было двенадцать, и я свято верил: если не пущу его, всё вернётся. Мы снова будем семьёй. Ведь было же хорошо?

Раньше они смеялись вместе, понимали друг друга без слов, даже шутки у них были одинаковые. Да, отец пропадал на работе, возвращался усталым, но в те редкие вечера, когда мы собирались за столом, мне казалось — счастливее нас нет никого.

А потом — как снег на голову. Мамин роман с каким-то Сашкой из бухгалтерии. Крики, хлопанье дверей, слёзы. И вот он — на пороге.

— Пап, не уходи… — прошептал я.

— Дай пройти. — Голос был чужим, жёстким, будто не он говорил, а кто-то из его опера.

— А я?..

Он молча отстранил меня, будто пустую коробку. Шагнул за дверь. Щёлкнул замок. Всё.

Мама рухнула на диван, закрыв лицо ладонями. Я смотрел на неё и чувствовал, как мир рассыпается в прах.

Через две недели Сашка тоже исчез. А мама осталась — с преданной собакой на цепи. То есть со мной.

Я стал пропадать во дворах, связался с компанией, которую мама называла «шпаной». Мелкие кражи, выпивка, первые сигареты. Однажды мы с Лешкой попытались обчистить лавку купца — оказалось, у того охрана. Нас скрутили и потащили в участок.

Когда в камеру вошёл отец, я узнал его сразу. Лицо — камень. Взгляд — лёд.

— Выходи.

— Иди к чёрту, — прошипел я.

Он выволок меня в коридор, завёл в кабинет и ударил. Дважды. Громко. По щекам.

— Сколько тебе лет, Серёга?

— Сам забыл? — я вытер кровь с губ.

— Потому что ты мне не сын! — взорвался он. — На твою мать я женился, когда она уже была беременна. Думал, справимся. А она… — он чертыхнулся.

Я онемел.

— Кто тогда мой отец?

Он сунул мне платок, поставил передо мной стакан воды и тяжело опустился на стул.

— Не знаю. Да и неважно. По бумагам ты мой. И алименты плачу. Но если продолжишь в том же духе — откажусь. Пусть сажают. Мне-то что?

— А Лёшка?

— У него отец есть. Пусть вытаскивает.

Я уставился в пол. Мне было стыдно. Не за себя. За всех. За мать. За отца. За то, что мы потеряли… и за то, как я сам это терял.

— Просто… больно. Я не знал, куда себя деть.

— Это не оправдание. Либо берёшь себя в руки, либо летишь в колонию. Малолетка — это ад, Серёга. Не надо тебе туда.

— Ладно… Попробую.

Когда я уходил, он вдруг крикнул вслед:

— И мать не вини. В разводе всегда виноваты двое. То, что я ляпнул про неё — забудь. Сгоряча.

— А вы… не вернётесь?

Он горько усмехнулся:

— Нет. Это уже в прошлом.

Я вышел. И вышел из того, чем мог бы стать.

Было нелегко порвать с прежней жизнью. Лёшку его отец вытащил, но тот тут же вернулся к старому. А я — нет. Я поставил цель. Простил мать. Учёба, ночи за книгами, репетиторы.

И вот — подал документы в академию МВД. Мать кричала:

— Это не жизнь! Посмотри на отца! Разве это жизнь?!

А я смотрел. Помнил. И именно поэтому шёл туда.

Когда я окончил учёбу и получил лейтенантские погоны, приехал к отцу без предупреждения.

Он всё ещё возглавлял отдел. Поседел. Постарел. Но глаза… те же.

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Лейтенант Морозов.

Он замер.

— Серёга?..

Мы говорили долго. О службе, о жизни, даже о хоккее и новостях. Он предлагал рюмку, но я отказался. Мне просто нужно было показать ему, что я смог. Не сгинул.

Когда я встал, он поднялся следом.

— Останься. Переходи к нам. В отдел.

Я долго смотрел на него. На этого чужого и родного человека.

— Останусь. Уйти — всегда успею.

Теперь мы служим вместе. Он — мой начальник. Я — его подчинённый.

Но главное — он снова мой отец.