Мы с Дмитрием сыграли свадьбу совсем юными — только-только исполнилось двадцать. Чувства были такие, что дух захватывало. Своего угла не было, снимали однокомнатную в Люберцах. Жили, как говорится, «на мечтах» и взаимной страсти. Но мы были счастливы. Пусть денег катастрофически не хватало, пусть планы казались несбыточными — мы верили, что всё ещё впереди.

Когда заговорили о детях, Дмитрий твёрдо сказал:
— Хочу сына. Хочу настоящую семью, полную.

Я лишь кивнула. Да, я тоже. Но как только это прозвучало вслух, стало ясно — нужен свой дом. В съёмной однушке ребёнка не вырастишь. А деньги? Их едва хватало на жизнь. Ползарплаты уходило на аренду и коммуналку, остальное — на еду, одежду и редкие радости, чтобы не сойти с ума от рутины.

Обратилась к родителям, надеясь занять. Но мама только развела руками:
— У нас своих забот хватает. Твой брат ещё в институте, мы на него копим. Парню потом жильё нужно — невесту приводить. А ты сама виновата — надо было выбирать мужа с головой, у кого своя квартира есть.

Слёзы я проглотила. Обиду заперла внутри. Ладно. Сама справлюсь.

Решение подсказал Дмитрий:
— Переедем к отцу. Он давно зовёт. У него трёшка в центре, всё равно один живёт. И мне до работы ближе. А деньги, что уходят на съём, будем копить на ипотеку.

Я сопротивлялась. Но логика была железной. Вернули квартиру, собрали вещи — и перебрались к Василию Петровичу, свёкру.

И тут началось настоящее испытание. Квартира — будто застыла в советских временах: пожелтевшие обои, треснувшая плитка, кухня, пропитанная запахом жареного лука и дешёвого табака. Мы с Дмитрием днями выскребали каждый угол. Он чинил протекающие краны и скрипящие двери, я стирала засаленные занавески, вешала новые. Хотелось уюта. Хотелось хотя бы капельку света в этом временном пристанище.

Но свёкру наши старания не нравились.
— Хватит тут переделывать! — ворчал он. — Я и так прекрасно жил.

С тех пор как мы поселились, каждое утро начиналось с его проверки:
— Кастрюля не на месте!
— Телевизор надо выдёргивать из розетки!
— Воду попусту не лей — не в колхозе живём!
— Бумаги сколько переводишь — у меня раньше рулона на месяц хватало!

На последнем не выдержала:
— Ну извините, но мы, женщины, её не только вам в туалете оставляем!

Потом, конечно, пожалела. Но что поделаешь — беременность. Гормоны. По утрам тошнило от запахов, по вечерам — от бесконечных рассказов под рюмку, как он «всю жизнь на заводе горбатился» и «мать твоего Димы терпела — и ты потерпи».

Но я терпела. Все девять месяцев. Ради будущего.

И вот настал день, когда Дмитрия взяли на новую работу с хорошим окладом. Мы скопили на первый взнос и — о чудо! — купили свою квартиру в новостройке на окраине. Мечта. Светлая, чистая, тихая. С новой мебелью и свежими стенами.

Свёкр не плакал, когда мы уезжали. Казалось, он даже облегчённо вздохнул.
— Наконец-то футбол смотреть буду без ваших новомодных сериалов, — буркнул, пряча довольную усмешку.

Родился сын. Когда я лежала в роддоме, медсестра принесла пакет. Думала, от Димы. Открываю — а там мои любимые йогурты, творог, мандарины… и вишнёвый компот. А на дне — записка:

«Дочке моей. Чтобы молоко было пожирнее для внука».

Я рыдала. Не могла остановиться. Вот она — настоящая любовь. Без пафоса, без громких слов. Просто — по-настоящему.

Теперь я не говорю «свёкр». Теперь я зову его «папой». Он приходит к нам по воскресеньям с пирогами и щами. Сын бежит к нему, крича:
— Дедуля, купишь танк? Вон, в киоске новый!
И утром папа уже на пороге — с пакетом и той самой игрушкой.

А мы как-то раз сделали ему ремонт. Новый ламинат, свежие обои, удобную мебель. Пусть старость будет в тепле и уюте. Он заслужил. Тем, что молча делил с нами кров. Тем, что в нужный момент стал родным. Тем, что принёс вишнёвый компот.

Иногда я шучу:
— Пап, вы нас тогда чуть не поссорили, а теперь мы вас никуда не отпустим.

А он только отмахнётся:
— Ну и ладно. Значит, всё правильно сделал.

Вот и выходит — настоящая семья не в стенах, а в людях. И любовь иногда говорит не словами, а вишнёвым компотом.