Моя мать тяжело больна, и моё сердце остаётся холодным. Она сама навлекла на себя эту участь.
В нашем доме жила старушка по имени Аграфена Петровна. Всю жизнь она была душой нашего двора — отзывчивой, доброй, готовая в любую минуту прийти на помощь. Когда мать слегла, Аграфена Петровна, не дожидаясь просьб, приходила к нам, чтобы присмотреть за ней, пока я пропадала на работе или хлопотала с детьми. Благодаря её заботе мама начала поправляться, будто капля за каплей возвращалась к жизни.
Но судьба повернулась иначе. Вскоре саму Аграфену Петровну скрутила болезнь, да так сильно, что её увезли в больницу. До этого я думала, что у неё никого нет — ни детей, ни родни. Оказалось же, что у неё большая семья: сын — важный чиновник в Москве, дочь — владелица модного ателье, внуки, правнуки… Все живут в достатке, но за все годы, что мы были соседями, никто из них даже не заглянул к ней на порог.
Когда Аграфену Петровну госпитализировали, её дочь, наконец, появилась — собрать для матери какие-то вещи. Я встретила её на лестничной площадке, попыталась заговорить, предложить помощь, поделиться тем, что знала о уходе за больными. Но её ответ отрезал все слова:
— Не моя забота. Принесла, что врач велел — и хватит. Пусть рада, что я вообще приехала.
Меня будто обухом по голове ударили. Как можно так? Принести узелок с бельём и уйти, даже не спросив, как мать себя чувствует?
Каждый вечер после работы я шла в больницу, сидела у кровати Аграфены Петровны, рассказывала ей новости, держала за руку. А возвращаясь домой, не могла выкинуть из головы её дочь, этот камень вместо сердца.
Когда мать узнала об этом, она лишь покачала головой:
— Ты не знаешь, что между ними было. Может, неспроста дети отвернулись.
— Но это же мать, какие бы обиды ни были…
— Если бы все мыслили, как ты, жить было бы легче.
Эти слова засели во мне. Конечно, со стороны не разглядишь, какие раны таятся в чужой семье, какие давние счёты. Но как примириться с тем, что родная кровь становится чужим человеком? Как не дрогнуть, глядя в глаза тому, кто дал тебе жизнь?