Тёплый июльский вечер. Ресторан в центре Петербурга гудел, как потревоженный улей: официанты метались между столиками, повара переругивались, гости нервно стучали вилками по тарелкам. А она… вошла сюда тихо, будто тень.

На женщине было скромное бежевое платье, волосы собраны в небрежный пучок, лицо — спокойное, с лёгкой усталостью в уголках глаз. Ничего особенного — просто подмена, которую вызвали в последний момент, пока шеф болел.

— Ты хоть нож в руках держать умеешь? — бросил менеджер, даже не взглянув на неё, уткнувшись в планшет с новыми заказами.

— Умею, — коротко ответила она и шагнула в самое пекло.

Кухня больше походила на поле боя. Дымились сковородки, гремели кастрюли, повара орали и теряли последние нервы. В зале уже слышалось: «Где мой заказ?!», «Я жду уже полчаса!». Гости один за другим уходили, хлопая дверьми.

— Эй, новенькая! Нарежь овощи для салата! — рявкнул старший повар, ткнув пальцем в сторону коробки с огурцами и помидорами.

Она молча взяла нож. И в тот же миг воздух вокруг будто сгустился.

Нож стал продолжением её руки, будто они были одним целым. Листья салата падали на доску в идеальном ритме. Огурцы превращались в прозрачные кружочки. Помидоры — в тончайшие слайсы, не теряя ни капли сока. Перец — в ровные квадратики, будто вымеренные линейкой.

— Это кто вообще?! — прошептал один из поваров, замерши на месте.

Она не отвечала. Работала. Масло на сковороде нагрелось ровно до нужной температуры. Соусы смешивались с идеальной точностью. Куриная грудка жарилась ровно столько, сколько нужно, — ни секундой больше. Ароматы поползли по кухне — густые, тёплые, знакомые до боли. Как бабушкины котлеты. Как первая любовь. Как тот самый вечер, после которого ничего уже не будет по-старому.

— Что это за божественный запах?! — вскрикнула гостья, вставая из-за стола.

Менеджер выскочил из-за стойки и обомлел. Кухня, ещё минуту назад похожая на хаос, теперь напоминала часовой механизм. Все молчали, сосредоточенные, будто загипнотизированные. А в центре — женщина в бежевом.

— Кто вы?.. — выдавил он, не веря глазам.

Она подняла взгляд. В нём не было ни страха, ни злости. Только глубокая, выстраданная уверенность.

— Вера Громова. Бывший шеф «Лунного света». Три звезды Мишлен.

Тишина. Даже посудомойка, вечно шаркающая по углам, застыла. Это имя знал каждый, кто хоть что-то понимал в кулинарии.

— Но… но вас же… вы пропали после той статьи Дмитрия Зимина! — выпалил один из поваров.

— Пропала, — кивнула она, снимая фартук. — Иногда надо исчезнуть, чтобы понять, зачем возвращаться.

И уже хотела уйти, как к ней подлетел запыхавшийся официант — молодой, с взъерошенными волосами, в потрёпанном фартуке. В руках — бумажная салфетка с номером.

— Простите! Я вас узнал! — выдохнул он. — Вы… та самая, про которую писали, что «забыла, что значит простая еда»! Почему вы здесь? Зачем в нашем заведении?

ВерИ только когда Дмитрий Зимин, сидевший за угловым столиком, вдруг замер с куском её пирога во рту, а потом медленно опустил голову на стол и разрыдался, все наконец поняли — Вера Громова не вернулась за реваншем, а просто напомнила им всем, что настоящее искусство не нуждается в оправданиях.