Темнота и свет надежды

Тьма и надежда

Артём лежал с закрытыми глазами. Я понимала — он не спал. Прошло две недели с тех пор, как его привезли из областной больницы. Но ни разу за эти ночи он не зажёг свет. Лампа на прикроватной тумбочке стояла, как музейный экспонат, рядом с нетронутым ноутбуком. На полу валялись блокнот и шариковая ручка. Чей номер он вычеркнул на этот раз? Сколько осталось из двухсот пятидесяти? Эти цифры и даты я сама диктовала ему год назад перед очередной операцией на позвоночнике — страшной, как смертный приговор.

Воспоминания о тех днях сжимают горло, как петля. В детстве Артём был крепким, полным сил. Гонял во дворе с другом Митей, смеялся, занимался футболом. Но однажды на тренировке он рухнул навзничь и не смог подняться. «Скорая», больница, месяц без движения. Стало легче, но через полгода боль вернулась — такая, что ломала кости на части. Первая операция, потом вторая. Боль уходила и возвращалась, как злобный мучитель.

После второй операции я не отходила от сына. Умолила врачей пустить меня в палату. Усталость валила с ног, но облегчение пришло, когда в отделение пришли студенты-практиканты. Артёму приглянулась одна из них — Люба. Высокий, с тонкими чертами, он всё ещё был красив, несмотря на болезнь. Люба готова была сутками дежурить у его постели, выполняя малейшую просьбу. Но Артём лишь хмурился, когда я заговаривала о ней.

— Мам, зачем я ей? — бормотал он. — Это просто временное увлечение. Она мне нравится, но я боюсь привязываться. Вернёмся в наш город, и она меня забудет. Лишняя боль мне ни к чему.

Он не хотел давать ей свой номер. Люба выпросила его у меня, заодно и домашний. Они переписывались, звонили, виделись по видео. Люба обещала приехать. Но потом случилась третья операция. Она не помогла — она сломала его. Артём потерял возможность ходить, мог стоять лишь несколько минут. В его глазах поселилась пустота, такая глубокая, что у меня сердце сжималось. Я прислушивалась ночами к его дыханию, пересчитывала таблетки, боясь худшего. Весёлый парень стал замкнутым, раздражительным, но, слава Богу, не ожесточился. Я боялась, что он возненавидит мир.

Однажды я заглянула в его блокнот. Номер Любы был зачёркнут. Значит, и она не ответила. Артём, как прежде, писал одноклассникам и знакомым, но в ответ — тишина. Он вычёркивал цифры, стиснув зубы, чтобы не зарыдать. В блокноте осталось шесть имён: Митя, Сергей, Игорь, Света, Маша, Оля. Сергей и Игорь — школьные друзья. Девушек я не знала.

А Митя — друг с детства. С трёх лет, с того дня, как их посадили за один стол в садике, они были неразлучны. Школа, двор, футбол — всё вместе. После школы пути разошлись: Митя поступил в университет, а Артём, выучившись на программиста, работал удалённо, между больницами. Начальник, спасибо ему, шёл навстречу.

Митя звонил почти каждый день. На выходных мчался к Артёму, рассказывал новости, заставлял делать упражнения, растирал ему ноги, выносил на улицу. Посадив в машину, возил на рыбалку, в город, к друзьям, на море. Звонил мне, спрашивал про настроение Артёма, нужна ли помощь. Тот отнекивался, но Митя не слушал.

Митя стал успешным бизнесменом, женился на своей сокурснице Кате. Но дружба не умерла. Теперь они путешествовали втроём: Митя покупал три билета, несмотря на возражения Артёма. Были в Испании, Турции, на Кипре. Митя, под два метра ростом, нёс друга на руках от машины до самолёта. Катя щебетала рядом, отвлекая Артёма от чужих взглядов. Девушки вздыхали, глядя на красивого парня, который отворачивался.

Митя и Катя растопили лёд в сердце Артёма. Он ожил, поверил, что снова сможет ходить. Но судьба ударила снова. Ночью вернулась невыносимая боль. «Скорая», санавиация, областная больница. Унося на носилках, Артём улыбнулся:

— Мам, не переживай. Я крепкий, ты же знаешь. Только Мите не говори, ладно?

— Не скажу, — солгала я.

Слёзы душили, сердце молило Бога о сыне. Утром примчался Митя, бледный:

— Тёть Лена, где Артём? Я чувствую, что с ним плохо!

Пришлось рассказать. К вечеру он был в больнице, позвонил мне:

— Тёть Лен, поговорил с врачами. Операция через три часа. Сказали, сердце у него сильное, всё будет хорошо. Я всё оплатил, не думайте о деньгах. Позвоню после.

Я молилась всем святым, умоляла спасти сына. Митя сообщил: операция прошла, но Артёму предстояли долгие месяцы восстановления. Четвёртая операция — страшный удар.

Митя с Катей ездили к другу, привозили книги, лекарства, ноутбук. Забирали меня с собой, не давая думать о деньгах. Пару раз я добиралась автобусом, когда они улетали в Германию. Но и оттуда Митя звонил нам.

Артёма привезли домой две недели назад. Он не включал свет, лежал с закрытыми глазами, будто боялся увидеть будущее. Я тихо закрыла дверь его комнаты, ушла в свою бессонную тоску. Слёз больше не было — они высохли в ту ночь, когда я молила Бога о сыне.

Утром позвонил Митя:

— Тёть Лен, мы вернулись. Как Артём? В депрессии? Ничего, расшевелим! Есть новость: я нашёл в Германии клинику, где лечат таких, как он. Есть шанс. Пока не говорите ему — начнёт спорить. Позвоните, когда проснётся, мы с Катей приедем. Привезли подарок, о котором он мечтал, и расскажем про клинику.

Через три месяца Митя снова нёс Артёма на руках в машину, потом в самолёт. Катя, как всегда, шла рядом, её смех звенел, как весенний ручей, подбадривая. Их дружба была чудом, сплетённым из верности и добра.

Прошло два года. Артём ходит сам, без костылей. Работает, встречается с девушкой. Митя и Катя радуются, как собственному счастью, ведь у них родился сын — Артём. Они приехали к нам с малышом, чтобы познаАртём взял малыша на руки, посмотрел в его ясные глаза и прошептал: «Я обещаю, маленький, что твоя жизнь будет светлее, чем моя».

Оцените статью
Темнота и свет надежды
Как одна встреча изменила мою жизнь ленивого бездельника