Бабушка, тоскующая издалека
Моя свекровь, Анна Петровна, без устали твердит всем вокруг, как страдает от разлуки с внучкой Алисой. Но стоит мне попросить её присмотреть за ребёнком — тут же находится тысяча отговорок.
Анна Петровна — дама с норовом, что тут скрывать. Порой я едва удерживаюсь от смеха, глядя на её театральные вздохи. Она готова часами жаловаться каждому, кто готов слушать, как мучительно скучает по нашей девочке. Соседки, подруги, даже дальние родственницы — все наслышаны о её «разлучении» с внучкой. А вчера я наткнулась на её пост в соцсетях: «Алисушка моя! Как же мне тебя не хватает!» — с россыпью слезливых смайлов и сердечек. Можно подума, между нами — тысячи вёрст, что она затерялась где-то в глухой деревне, а мы — в шумной Москве. Но нет! Мы живём в одном районе, буквально через три улицы. Десять минут неспешным шагом — и она у нашего порога. Но дело, конечно, не в расстоянии. Анна Петровна обожает трагедии — но только на словах.
Её тоска испаряется, словно утренний туман, стоит ей переступить наш порог. Она любит Алису… в красивых фразах. Но приласкать, погулять с ней, почитать сказку? Нет, это не для неё. Её грусть — лишь украшение для светских бесед, не больше. Она будет страдать напоказ, но при первой возможности — исчезнет, будто её и не было.
Когда мы с мужем, Дмитрием, только поженились, Анна Петровна сразу начала намекать на внуков. «Ну когда же вы, наконец, одумаетесь?» — причитала она за каждым праздничным столом. Но тогда нам было не до того. Мы ютились в крохотной съёмной квартирке, считали каждую копейку. Сперва купили скромную двушку в ипотеку, обустраивались, копили. Лишь потом решились на ребёнка. Когда я сообщила о беременности, Анна Петровна ликовала. Она оповестила всех: подруг, соседок, даже почтальона, кажется, осчастливила новостью. Я в шутку говорила, что сейчас она объявит об этом по районному радио.
Я даже боялась, что после рождения Алисы свекровь поселится у нас. Рисовала в воображении, как она будет вечно крутиться рядом, давать советы и хватать внучку на руки при первой возможности. Но вышло иначе. В роддом она примчалась со слезами. Сотня фотографий на телефон, восторженные возгласы — и… ушла. Даже не заглянула к нам, когда мы вернулись домой. Думала: может, не хочет мешать? Даёт нам освоиться? Но недели шли, а визиты Анны Петровны становились реже.
Я звала её в гости, просила посидеть с Алисой. Но каждый раз — отговорки. То давление скачет, то дождь, то неотложные дела. За три года она была у нас раз пять, не больше. К себе не приглашает — только требует фотографии. «Ах, какая прелесть! Присылай чаще!» — пишет мне в чат. Но стоит попросить её присмотреть за ребёнком — тут же «мигрень» или «гости нагрянули». И всё это — под аккомпанемент жалоб, как ей не хватает внученьки.
Сейчас Алисе три. Бабушка видела её считаные разы, хоть живёт в пятнадцати минутах ходьбы. Но Анна Петровна продолжает свой спектакль: «Ой, как я страдаю!» — снова слёзы, снова посты. Я уже не злюсь — мне просто смешно. Её тоска — дешёвая мелодрама, где главное — эффектные реплики, а не дела. Алиса растёт в любви родителей. А бабушка? Может, когда-нибудь она поймёт, что внучка — не повод для красивых слов, а живой человек, ждущий её тепла.
