Моего сына Антона женили почти десять лет назад. Его избранница, Галина, уже была замужем и привела в наш дом дочь от первого брака. Я приняла их обеих как родных, отдавала им всю свою любовь, не делая различий. Все эти годы я помогала молодым: то деньгами выручала, то с внучкой сидела, чтобы дать им передний. С невесткой у нас отношения были прохладными — не ругались, но между нами стояла невидимая стена, которую я так и не смогла разрушить.
Первый муж Галины исправно платил алименты, но с дочерью не виделся — будто вычеркнул её из жизни. А прошлой весной моя внучка, которую я растила как родную, вышла замуж. И тут началось. Нас с сыном на свадьбу не позвали. Оказалось, торжество только для «настоящей семьи», а мы в этот круг не входили. Мой сын, который десять лет заменял девочке отца, вкладывал в неё душу, стал ненужным. Зато её кровный отец, ни разу не вспомнивший о ней, кроме как отправить перевод, красовался среди гостей, словно так и должно быть.
Эта новость прожгла мне сердце. Я любила эту девочку, радовалась её успехам, помогала, чем могла, а в ответ получила ледяное равнодушие. Считала её внучкой, а она вычеркнула меня, даже не попрощавшись. Антон молчал, но я видела — обида гложет его изнутри. Он проглотил её, закопал глубоко, но она никуда не исчезла. Мне было вдвойне больно — за него и за себя, за эту несправедливость, которая раздавила нас обоих.
Год назад мне в наследство досталась маленькая однокомнатная квартирка в Подмосковье. Я сдавала её, чтобы хоть немного пополнить свою скромную пенсию — прожить на одни копейки сложно, а лишняя тысяча рублей лишней не бывает. И вдруг — звонок. Звонит Галина, голос мягкий, почти нежный, будто и не она. Говорит, её дочка, моя «внучка», ждёт ребёнка, а молодым негде жить. Просит освободить квартиру, отдать им. Я онемела. На свадьбе мы были чужими, а теперь, когда понадобилось жильё, внезапно стали «родными»?
Её слова повисли в воздухе, как нож в спину. Я ещё не ответила, но внутри уже кричит: «Не бывать этому!» Может, я держусь за обиду, как утопающий за соломинку, но предательства простить не могу. Сердце ноет — вспоминаю, как радовалась её первым словам, как дарила подарки, как считала её частью себя. А теперь она и её мать смотрят на меня, как на кошелёк, который можно опустошить и выбросить.
Не понимаю, как мой Антон терпит это унижение. Как живёт с женщиной, которая не ценит ни его, ни его мать? Он молчит, отводит глаза, и я вижу, как он медленно угасает в этом браке. А мне остаётся выбирать: снова проглотить обиду или наконец сказать «нет», сохранить хоть каплю гордости. Квартира — это не просто стены, это моя опора в старости. Отдать её тем, кто вычеркнул меня, когда я была не нужна? Нет, не могу.
До сих пор мечусь. Часть меня хочет быть доброй, как подобает бабушке. Но другая, уставшая от предательств, шепчет:Я взяла трубку, набрала номер Галины и твёрдо сказала: «Квартира не ваша, и никогда ею не будет».
