«Ну что, мама, готова встретиться с папой?» улыбнулась медсестра, передавая мне туго запелёнатый свёрток. «Смотри, все уже собрались под окнами с цветами».

Я кивнула, прижимая к себе сына. Его крошечное личико было серьёзным, даже хмурым. Мой мальчик. Наш мальчик мой и Дмитрия. Я подошла к окну, высматривая знакомую машину мужа, но её не было. Только чужие счастливые лица, шары, улетающие в небо, и букеты, похожие на облака.

Телефон в кармане халата завибрировал. Дима. Наконец-то.

«Привет! Ты где? Нас уже выписывают», выпалила я, не дав ему заговорить. «Я уже одета, и малыш готов».

В трубке послышался гул, будто в аэропорту, и чей-то женский смех на заднем плане.

«Анют, привет. Слушай, тут дело такое» его голос звучал странно отстранённо, даже бодро. «Я не приеду».

Улыбка сползла с моего лица.

«Что значит? Что-то случилось?»

«Нет, всё отлично! Просто улетаю. Отдохнуть. Ну ты понимаешь, горящий тур подвернулся как можно было отказаться?»

Я посмотрела на сына. Он посапывал во сне.

«Улетаешь куда? Дима, у нас сын. Мы должны были поехать домой. Втроём».

«Да ладно, не драматизируй. Я твоей маме позвонил, она тебя встретит. Или такси возьми. Я тебе на карту перевёл».

Деньги. Он сказал «перевёл». Как будто откупался, словно мы были досадной ошибкой.

«Ты один летишь?»

Он замешкался. И в этой паузе я услышала всё. Все его ночные «совещания», «срочные командировки». Этот липкий туман лжи, в который я упрямо отказывалась верить.

«Аня, не заводи, ладно? Я просто устал, хочу развеяться. Имею же право».

«Имеешь», ровно ответила я. Воздух в лёгких внезапно закончился. «Конечно, имеешь».

«Ну вот и отлично!» он оживился. «Ладно, на посадку вызывают. Целую!»

Связь прервалась.

Я стояла посреди палаты с казённой мебелью и смотрела на сына. Он был таким настоящим, тёплым, живым. А вся моя прежняя жизнь в одно мгновение превратилась в декорации из дешёвого театра.

Медсестра заглянула в дверь.

«Ну что? Папа приехал?»

Я медленно покачала головой, не отрывая взгляда от сына.

«Нет. Наш папа уехал в отпуск».

Я не плакала. Что-то внутри просто стало очень твёрдым и холодным, как камень, брошенный в ледяную воду. Достала телефон, набрала маму.

«Мама, привет. Ты можешь за мной заехать? Да, один. Забери нас домой. К тебе. В деревню».

Отец встретил нас у роддома на своём стареньком «Жигуле». Молча взял свёрток с Мишей и, неуклюже, но бережно, прижал к широкой груди. Всю дорогу до деревни он не проронил ни слова, только смотрел на дорогу, а мышцы на его обветренном лице напряжённо двигались.

Эта молчаливая поддержка значила больше любых слов.

Деревня встретила нас запахом дыма и сырых листьев. Наш старый дом, в котором я не жила десять лет, казался чужим. Всё здесь было пропитано другой, забытой жизнью: скрипучие половицы, печка, которую нужно топить по утрам, вода из колодца. Моя городская жизнь с её удобствами и иллюзиями осталась далеко позади, за сотни километров.

Первые недели слились в один бесконечный день из Мишиного плача и моей тоски. Я чувствовала себя обузой. Мама вздыхала, глядя на меня, а в её глазах стояла тихая грусть. Отец отдалился, и я знала он винит меня. Не за то, что вернулась, а за то, что когда-то выбрала Дмитрия, проигнорировав родительское чутьё.

Потом он позвонил. Через две недели. Бодрый, судя по голосу отдохнувший и полный сил.

«Привет, зайка! Ну как вы там, ты и наш богатырь?» чуть ли не кричал он в трубку, будто того разговора в больнице и не было.

«Мы у родителей», сухо ответила я, вытирая Мише слюнявчик.

«А, ну да, да. Хорошо воздух, природа. Ему полезно. Я скоро вернусь, заеду, с наследником пообщаюсь».

Наследник. Он говорил о сыне, как о вещи, которую можно отложить и взять, когда захочется поиграть.

Он начал звонить раз в неделю. Просил показать Мишу по видео, умилялся в экран и быстро прощался. Вёл себя так, будто мы просто временно живём врозь по обоюдному согласию. Как будто он не оставил меня одну с ребёнком на руках.

Потом одна «подруга» из города скинула скрин. Фото. Та самая женщина, чей смех я слышала в трубке, сидела за столиком в кафе, а на заднем плане Дима обнимал её за плечи. Счастливый. Влюблённый. Подпись: «Лучшее решение в моей жизни».

Я посмотрела на фото, потом на свои руки с обломанными ногтями, на гору пелёнок, которые приходилось стирать в ледяной воде. И поняла. Он не в отпуске. Он строит новую жизнь.

А мы с Мишей просто досадная помеха, которую можно откупиться жалкими подачками, чтобы спокойно спать.

Экран погас, но фото всё стояло перед глазами. Унижение было почти физическим жгло щёки, сдавливало горло.

Я перестала писать ему и звонить. Просто ждала.

Дима позвонил сам через месяц. Его голос был деловым, собранным, без прежней игривости.

«Аня, привет. Надо поговорить. Я решил продать нашу квартиру».

Я опустилась на старую деревянную скамью во дворе. Миша спал в коляске рядом.

«Нашу квартиру? Дима, это наш единственный дом. Куда мне возвращаться с ребёнком?»

«Слушай, это бизнес. Деньги нужны на новый проект. Не могу держать их в бетоне. Твою долю, конечно, выделю. Думаю, трёхсот тысяч хватит для старта».

Триста тысяч. Он оценил будущее сына в триста тысяч рублей.

«Дима, ты не можешь так. По закону половина моя и Мишина».

Он холодно усмехнулся.

«По какому закону, Ань? Квартира на маму записана, помнишь? «Чтобы проблем не было». Ты сама согласилась. Так