Чужая беда
Семён Иванович с самого утра чувствовал себя неважно. Голова кружилась странно, а перед глазами то и дело плыла мутная пелена. Он, конечно, надеялся вовсе не проснуться, но упрямый организм умирать отказывался наотрез. А Машеньки вот с ним нет
Тяжело вздохнув, он постоял в очереди у кассы супермаркета. Народу собралось немало, и пожилой мужчина начал нервничать перед ним задерживалась женщина.
Та, однако, стояла спокойно. Взрослая, ухоженная, даже красивая. Дочь попросила купить соевого молока, вот она и зашла. На губах мелькнула улыбка с горчинкой. Ведь лукавить нечего домой ей идти не хотелось. В последнее время там стало неуютно. Не то чтобы обстановка плохая деньги заработали, квартиру в центре Москвы купили Но общаться перестали. А раньше с Димой им было весело, прямо как той парочке позади, что перешёптывалась и смеялась
Волосатый парень с выбритым виском нежно обнимал свою девушку. Та была бы хороша, если б не извела себя чёрным: тени под глазами, губы в тон, ногти, волосы всё в одной мрачной гамме. Бунт, протест, как водится. Но влюблённому это не мешало он смотрел на неё, не отрываясь, отламывал кусочки свежего багета и подсовывал ей, а в глазах у него светились звёзды.
Ну и дела твои! И народу в магазине полно, и очередь не двигается. Деловой мужчина с портфелем, кефиром и булочками оказался последним в очереди, нервно вздыхал, поглядывал на часы.
Всё это Семён Иванович уловил боковым зрением старая армейская привычка. Разведчик. А вот руки не слушались путался в застёжке потрёпанного кошелька, перебирал рублёвые монетки и никак не мог собраться.
Кассирша рявкнула на старика ходят тут целыми днями, копошатся, людей задерживают.
Семён поспешно заторопился уходить. Чёрт с ним, с хлебом дорогой нынче, из какой-то особой муки. Разоришься на таком. Он горько усмехнулся.
Жили они с Машей очень скромно. Почти впроголодь. Пенсия маленькая, да и ладно старики, кому они нужны? Только вот квартирка в последнее время совсем развалилась: то кран течёт, то труба лопнет. Расходы. Самому ему уже не справиться девятый десяток на дворе. А Машеньки нет
Они познакомились на войне. Маша тогда была совсем девчонкой, приписала себе два года иначе бы не взяли. Работала медсестрой, ползала под огнём, вытаскивала раненых обычное дело.
Семён был разведчиком. В самом конце войны его, без документов и без сознания, взяли в плен. Всё отделение погибло, кто его вынес неизвестно. А что еврей немцы не разглядели, не похож. Да и не до того было. Когда лагерь освободили, он уже едва дышал. Вот Маша его и выходила, а ещё подсунула документы погибшего солдата после плена ему бы не поздоровилось. Умница была, его Машенька.
Детей Бог не дал надорвалась она на той войне. Жили скромно, работали, а в Израиль собрались только в семидесятых, когда у Маши обнаружили болезнь. Лечить могли только там. Очень боялись из-за документов, ночей не спали. Но вылечили.
Всю жизнь боялись.
Поэтому и в инстанции не обращались.
Первые годы на чужбине тоже были не сахар. Машу выходили, но к пережившим Катастрофу относились по-разному. Как ни странно, героями их там тогда не считали. Да и русских не особо жаловали. Что уж вспоминать тяжёлая жизнь выдалась
А после смерти Маши дни и вовсе потускнели На хлеб с молоком хватало, а больше старику и не надо.
Старик у кассы наконец перестал копаться в жалких монетках, виновато улыбнулся, пробормотал извинения и вдруг начал медленно оседать на пол.
Первой подхватила его та самая красивая женщина из очереди. Подняла голову, поддержала. Тут и остальные подоспели: парень-бунтарь уже скидывал кожанку, чтобы подложить под голову, его девушка звонила в скорую, а деловой мужчина размахивал шляпой, создавая поток воздуха.
Вот так. Маленькая, своенравная, но гордая страна. Где все «понаехали», но чужого горя здесь не бывает
Пока суетились вокруг старика, договаривались с врачами, спасали и помогали словно сроднились. Улыбки стали теплее, взгляды добрее.
Катя, как врач, взяла на себя руководство. К приезду скорой деду стало легче таблетки нашлись в кармане, а принять он их забыл. Катя записала его данные, а на следующий день, по привычке доводить всё до конца, позвонила в больницу.
Старику стало лучше, его можно было забирать. Но забирать было некому.
Катя сама отвезла Семёна Ивановича домой. Почему этот интеллигентный старик так запал ей в душу она и сама не понимала. Когда вошла в квартиру ахнула. Старый тазик на кухне, куда капала вода с потолка, окончательно лишил её покоя.
Весь день перед глазами стояла картина немощный старик в полуразваленной квартире.
На следующий вечер Катя решительно постучала в его дверь. Её не слышали внутри разговаривали и смеялись. Женщина вошла и обомлела. Семён Иванович, довольный и оживлённый, восседал в кресле. А перед ним, прямо на полу, сидели те самые влюблённые из магазина сладкая парочка. Смотрели на старика, словно заворожённые. Зашли проведать
Катенька, милая, проходи!
Семён Иванович попытался уступить ей единственное кресло
Ремонт начали с малого покрасить стены, починить кран. Но старый дом только этого и ждал. Всё посыпалось, и работы прибавилось, как снежный ком.
Семён отнекивался, говорил, что ему ничего не нужно Но в душе поднялась какая-то давно забытая радость. С одной стороны, было неловко, с другой в жизни вдруг появилось столько хорошего.
Бунтари работали с Катей не покладая рук. Выносили мусор, скребли и красили. Деловой мужчина, тот самый из магазина, оказался жителем соседнего дома и отличным штукатуром. Материалы купил за свои. Работал медленно, но на совесть.
А в один из таких субботников хоть и был вторник в коридоре
