Арина Орлова. Два часа назад стояла на собственной кухне в резиновых перчатках, руки в теплой мыльной воде. Башня грязной посуды рядом. Волосы в тугом пучке, лицо без косметики, ноги гудят после ночи в чужой шкуре.

Смешно? Наверху, в бальном зале нашего особняка, сотни шикарных гостей фланируют под хрустальными люстрами. Пьют шампанское, громко смеются, позируют у цветочной стены с надписью «Ежегодный Благотворительный Бал Орловского Фонда».

Мой дом. Мое мероприятие. Моя жизнь. Но никто меня не узнал.

Потому что я не хотела.

Я была не в платье от кутюр и бриллиантах. Нет, я стащила униформу у кейтеринга — черная водолазка, брюки, простой фартук. Проскользнула на кухню до прихода гостей и затерялась в суматохе приготовлений.

Зачем?

Мне нужно было увидеть правду. Мой муж Марк неделями твердил, какие фальшивые люди в его кругу. Как они улыбаются в лицо, а за спиной усмехаются. Как на благотворительные события часто тянет не доброту, а чванство.

Решила проверить самой.

Узнать, кто эти люди на самом деле… когда думают, что я «обслуга».
Началось с мелочей. Дама в малиновом атласном платье цокнула языком, когда я искала нужное вино дольше пяти секунд.

«Вас, работяг, надо лучше обучать!» — буркнула она, не глядя в глаза.

«Вас, работяг».

Фраза ударила сильнее, чем стоило.

Потом явилась организатор Лика — та самая, что получила за бал круглую сумму. Ворвалась на кухню, гарнитура скачет, командует всеми, как сержант на плацу.

«Эй, фартук!» — рявкнула на меня. — «Шестой стол просит воды! Чего столбом стоишь?!»

Я проглотила ответ и молча повиновалась. Проходя мимо гостей, слышала за спиной шепотки и смешки. Кто-то меня не замечал вовсе. Другие бросали взгляд и тут же отворачивались, будто я не заслуживала места под солнцем.

Пожилая женщина — Валентина Петровна, местная «светская львица» — поманила меня у десертного стола.

«Как же медленно ты креветки подаешь! — бесстрастно процедила она. — Тебя что, скоординироваться не научили? Да улыбнись, подумаешь!»

Я улыбнулась. Вежливо.

Она прищурилась. «Хотя знаешь, ладно. Иди лучше посуду мой. Видно, талант у тебя к кастрюлям, а не к людям».

Посуду.

В собственном доме.

Где в коридоре висят наши свадебные фото, а над лестницей — моя любимая картина, подарок Марка на годовщину, прямо за ее спиной.

Я кивнула и вернулась на кухню.

Вот и стою, скребу мутные тарелки, слушая музыку с бала — злую насмешку над моим настоящим местом.

Дальше притворяться не хотелось.
Доброты не ждала. Похвалы не искала.

Но эти часы разбили сердце. Люди украшали себя состраданием для камер, а втихую щелкали пальцами, как короли, думая, что важные лица не видят.

Я верила, что благотворительность — о сердце. Но сегодня она казалась спектаклем.

Когда поставила последнюю чистую тарелку, в холле раздался знакомый голос:

«Простите… мою жену не видели?»

Я застыла.

Марк.

Тон непринужденный, но с нарочитой громкостью.

Выглянула из кухни как раз вовремя. Он в идеальном смокинге с бокалом шампанского в руке выглядел… магнетически. Уверенно. Властно. И слегка раздраженно.

«Она должна была встретить меня у десертов двадцать минут назад!» — произнес он звучнее, разговоры стали стихать.

Лика кинулась к нему растерянная: «Я… я не видела ее, Марк Игоревич!»

Валентина Петровна поддакнула, поправляя жемчуг: «Ох, может, задержалась? Знаете, жены такие…»

Марк улыбнулся натянуто: «Возможно. Но странно — я подумал, может, она внизу… там, с посудой».

Тишина.

Слышно было, как люстры гудят.

Потом он повернулся к кухне — и нашел меня.
Весь вид: кейтеринг, мокрые руки, раскрасневшееся лицо.

Он улыбнулся.

«Ага. Вот она.»

Толпа повернулась, когда я подошла к нему.

Марк нежно снял фартук, вытер мои руки своим носовым платком и поцеловал в лоб на глазах у всех.

«Это — Арина, — сказал он. — Моя жена. Та, кому посвящен этот бал. Единственная, кто помогал мне строить этот дом, эту жизнь и фонд, который вы тут собрались поддержать».

Тишина
И вот теперь, глядя на тот самый фартук, который висит между моими вечерними платьями, я только тихо улыбаюсь, потому что настоящие сокровища нашей усадьбы — не хрустальные люстры в бальном зале, а безымянные кастрюли на кухне, где когда-то все и началось.