26 апреля 2023 года
Сочи, Голдъен Эгль Отель

Снова. Снова он заставил меня вспомнить.

Сегодня его свадьба в этом же самом зале, где я когда-то пробовала наряды для свадьбы, которую так хотела. Сейчас платья здесь — не платья, а шедевры из Буржуинского магазина дорогих тканей. Но я-то знаю, какова цена каждой роскоши. Вон тот мужчина у барной стойки, который пьёт коньяк, два года назад продавал Ивану свои долги за полцены, чтобы тот расширял свой нефтяной бизнес. Теперь он часть «успеха», о котором Иван говорит, когда звонит мне.

Я сижу в углу зала, тихо оглядывая всё это великолепие. Дарья, моя дочь, спит на моих коленях. Ей чуть за четыре, и она не понимает, что в её руках память, готовая сорвать шёлковые занавески этого торжества.

Но сначала… волнение. Как я вообще попала сюда?

Пять лет назад, когда мы с Иваном жили в полусгоревшей изба, я работала на фабрике по производству кожи, а он мечтал о «нефтяной империи». Зимой нас пробивал дождь — крыша в доме дала трещину, и мы с Дарью переждали наводнение в спортзале на первом этаже. Темное, вонючее небо за окном. Его письма, написанные на сахарной бумаге, обещая, что у нас будет дом, как в советских фильмах — деревянный, с подвальным ларцом для уцелевших бомб.

Но потом, как по волшебству, Иван продал крохотную дыру в берегу — нефть там была, конечно, но он рассказал миру историю о «российских технологиях». Смех. Я же знала, что его «изобретение» списано с докладов из НАСА. Но, конечно, праздновали все. Подарили ему «Аурус» — подарок от партнёра, который не знал, что Иван уже расписался с другой из Телеги.

«Отзывчивый, добрый», говорила моя сестра, когда я пыталась объяснить, зачем мне так много денег. Но деньги — не ваши, они его. А его сердце… оно было нельзя на его деньги, как говорит мама.

Письмо в роскошном конверте пришло после этого. «Надеюсь, вам понравится», — было на обложке. Я хотела выкинуть его, но Дарья ждала, что я открою. Внутри был билет в «Голдъен Эгль», и ручной каракуль, подписанная: «Надеюсь, вы получите внутреннее равновесие».

Равновесие?

Память огрызается, как тот день, когда я нашла розовые документы на кухне. Даже не розовые, а с Исходной Знаком в углу — государственного оформления. А под ними, в углу — моя любимая кружка, с кривым фиолетовым букетом, и чай, остывший.

«Это не ты, — сказал он, — это я лучше тебя. Это я купил тебе снеговую бабочку на Новый год, а ты всё ещё мечтала о детях».

Он не пытался говорить с ней, этой малышкой, которую я родила, не имея даже лекарств от простуды. Дважды звонил. Дважды молчал. Тогда я решила, что лучше быть одной с Дарьей, чем давать другим людей повод осуждать.

Но сегодня… я должна увидеть, как его «новая» — блондинка с акцентом из Берлина, которая всё ещё называет его «милейшим» — смеётся над его репликами. Их фон — роскошь, которая запахла моими потными коридорами.

Когда Дарья вошла в зал вчерашнего дня, всё изменилось. Она, в платье с кружевом черных мушек — казалась как сказочная принцесса. Тогда как те, кто её окружали, — просто герои плохой сказки. Иван замер. Его лицо стало белым, как снежинки на огне.

«Папа…» — прошептала Дарья, когда Иван попытался прикоснуться её руки.

«Либерия, — ответила я, — но она — твоя дочь».

Он пытался уговорить, два раза, три раза — и каждый раз я говорила ему, что его прошлое не в роскоши. Оно в моих хлопотах, в копченном мясе, которое я варила перед её первым днём зимы.

Сегодня вечером, когда в зале стали гасить свет, я увидела, как Иван сидит на скамейке, держа в руках фотографию. На ней Дарья смеётся, его же отражение спряталось в тени.

Я не знала, вернуться ли к нему. Я не знаю, как вырастить дерево в земле, которая раньше была камнями. Но сегодня впервые за пять лет я не чувствовала боль, когда видела его имя.

Дневник, который ты читаешь, может закончиться. А может и нет. Но пока — я ухожу со своей дочерью, и счастье моих глаз.

26 апреля 2023 года.

P. S. Надежда — это не то, что ты приобретаешь деньги.Это — то, что ты теряешь, пока борешься.