— Пап, а мы в выходные в лес поедем? — Артём поднял глаза от тетради и с надеждой посмотрел на Дмитрия.
Мужчина отвлёкся от телефона, взглянул на мальчика и улыбнулся.
— Конечно, поедем. Только маму не забудь позвать, а то опять обидится, что мы без неё.
Светлана стояла у плиты и мешала суп. Услышав их разговор, на мгновение замерла. В груди кольнуло — больно, но приятно.
Артём назвал его «папой». Не Димычем, как она иногда в шутку, и не дядей Димой. Просто папой. Случайно, но так тепло. У неё внутри что-то растаяло и разлилось. Но к этой радости примешивалась тревога.
Когда-то она думала, что после смерти первого мужа уже не сможет полюбить. Останется только матерью. Но в её жизни появился Дмитрий. Он был как первый снег — мягкий, тихий, успокаивающий, с лёгкой грустью в глазах.
Он не дарил цветов, но всегда приносил Артёму «Киндеры». Не обещал золотых гор, но однажды собрал шкаф для детских книг, даже не спрашивая. Именно это её и покорило.
Долго не подпускала его близко — ребёнок был на первом месте. Сразу сказала: если не готов к Артёму, даже не начинай. Дмитрий не испугался, более того — попросил познакомиться с мальчиком как можно скорее.
Оказалось, он умел находить общий язык с детьми. Играл, но знал меру. Интересовался учёбой, а не просто хлопал по плечу. Делал замечания не свысока, а по-дружески. Артём быстро открылся, и Светлана расслабилась. Впервые за долгое время она почувствовала, что может разделить ответственность с кем-то…
Они жили вместе уже больше года. Дмитрий был настоящим отцом: ходил на школьные праздники, проверял уроки, учил Артёма играть в хоккей. Иногда ей казалось — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но каждый раз она гнала эти мысли.
Артёму нужен отец. И, похоже, он у него есть.
Однажды вечером, моя посуду, Дмитрий вдруг сказал, будто между делом:
— Света… А как насчёт второго?
Она замерла. Конечно, поняла, о чём речь. Но не могла сразу переварить. У неё была подруга в такой же ситуации: один ребёнок — её, второй — общий.
Там всё кончилось плохо. Светлана не хотела повторения.
— Я… боюсь, — призналась честно. — Не за себя. За Артёма. Что будет, когда появится общий ребёнок? Ты же видишь, он к тебе привязался. Вдруг почувствует себя лишним?
Дмитрий поднял брови.
— Ты о чём? Сердце не пирог — не делится на куски. Я вас обоих люблю. И если родится ещё один, это не значит, что Артём станет мне чужим. Он — мой сын. Точка.
Ей хотелось верить. И она поверила.
Через пару месяцев Светлана показала мужу тест с двумя полосками. Он крепко обнял её, осторожно прижал.
— Ура! Я буду старшим братом! — закричал Артём, узнав новость.
Все смеялись. Счастье разливалось по дому, как солнечный свет в субботнее утро. Но ничто не вечно.
— Пап, пойдём во двор в футбол? Я уже уроки сделал. Сам, — Артём стоял у двери, сжимая мяч и переминаясь с ноги на ногу.
Дмитрий сидел в кресле, укачивая малыша. Даже не повернулся, лишь раздражённо махнул рукой.
— Не сейчас. Брат спит. Потом.
Артём опустил глаза, кивнул и тихо закрыл дверь. Печально положил мяч в шкаф. До лучших времён. Если они наступят.
Так повторялось снова и снова. Раньше Дмитрий сам звал его играть, смотреть кино. Теперь — никакого внимания. Но Артём всё ещё называл его папой. С надеждой, будто это слово может вернуть того человека, каким Дмитрий был раньше.
На следующий день Светлану ждал удар.
— Скажи своему сыну, чтобы не хомячил шоколадки на диване! Весь в обёртках!
Она словно споткнулась об эти слова. «Хомячил». «Своему». Не «нашему», не «Артёму». Похоже, кто-то действительно стал лишним.
— Артём! Убери за собой! — крикнула она из кухни, а затем заперлась в ванной, включила воду.
Едва успела — слёзы хлынули ручьём. Беззвучно, только губы дрожали. Тот, кто ещё недавно строил с ней планы и клялся быть хорошим отцом, теперь отталкивал старшего, как ненужную вещь.
Светлана умылась и глубоко вздохнула. Она должна быть сильной. Ради Артёма. Он должен чувствовать себя любимым, даже если мир рушится.
Артём всё понимал. Сам собирался в школу, сам приходил, аккуратно ставил портфель. Готовил себе бутерброды, разогревал чай. Всё сам. Вечерами сидел тихо, чтобы «не мешать папе». Не капризничал, не жаловался.
Он старался быть удобным. Будто верил: чем тише он будет, тем больше шансов, что его заметят. Или хотя бы не прогонят.
Однажды Светлана застала его за мытьём посуды. Девятилетний мальчик тёр тарелку, сосредоточенно нахмурившись. Увидев её, вздрогнул.
— Мам, я просто… хотел помочь. Тебе тяжело. И Диме тоже — с братиком.
Она кивнула и натянуто улыбнулась. А потом ушла в спальню — больше не могла сдерживать горечь.
Той же ночью, когда малыш заснул, Светлана подошла к мужу. Он лежал с телефоном, увлечённый собой.
— Ты вообще понимаешь, как относишься к Артёму?
Он даже не поднял глаз.
— В каком смысле?
— В прямом. Ты его игнорируешь. Был отцом, а теперь — просто чужой.
Дмитрий отложил телефон и медленно сел.
— Я его не игнорирую. Просто у меня теперь свой сын. Ваня маленький. Я не хочу пропустить его взросление.
— А Артём тебе кто? Разве он перестал быть твоим сыном?
— Света, я не участвовал в его воспитании с пелёнок. Ты же должна понимать… С кровным всё иначе. Это естественно.
Она не верила своим ушам. Пальцы сжались в кулаки. В горле встал ком.
— Это не естественно. Это жестоко. Он тебя папой зовёт. Он тебя любит.
— Ну и хорошо. Я же не сказал, что ненавижуОна повернулась и вышла, твёрдо зная, что завтра утром они с Артёмом уйдут из этого дома навсегда.
