Вера терпеть не могла пьяниц.
Это была не просто неприязнь — гнев сжигал её изнутри всякий раз, когда она видела нетрезвого человека. Сначала дрожали пальцы, потом сжимались кулаки, а в глазах темнело. Она знала причину — годами Вера наблюдала, как алкоголь медленно убивает её мать. Каждая ночь сопровождалась страхом: уснёшь — а утром ждёт новая беда.

Детство запомнилось серым и горьким, как осколки разбитой бутылки. Мать часто возвращалась поздно, шатаясь и спотыкаясь. В семь лет Вера нашла её у подъезда — та лежала, как мешок с картошкой. Девочке было стыдно до слёз, но больше всего — за взгляды соседей и шёпот одноклассников. «Твоя мама — алкашка!» — дразнили её, а Вера глотала слёзы, стискивая зубы.

Потом стало хуже: в доме появился вечный беспорядок. Пустые бутылки, грязная посуда, пол, липкий от разлитого вина. Вера пыталась убирать, но сил не хватало — она была всего лишь ребёнком, который мечтал о куклах, а не о тряпке в руках. Ночи проходили в страхе: мать либо рыдала за стеной, либо что-то роняла с грохотом. Девочка замирала, боясь пошевелиться.

Однажды, вернувшись из школы, Вера увидела сцену, от которой похолодела: мебель перевёрнута, на полу — осколки, а мать лежит, обнимая порог. Воздух пропитан водкой. Девочка, стиснув зубы, взяла ведро и тряпку. Слёзы текли сами, но руки работали. В тот день она дала себе клятву: её ребёнок никогда не увидит мать такой.

Годы прошли. Вера вышла замуж, родила сына. Она создала семью, о которой мечтала — без скандалов, без вони перегара. Но прошлое не отпускало: каждый пьяный на улице заставлял сердце сжиматься. Она помнила, каково это — жить в вечном страхе.

Теперь Вера делает всё, чтобы её Миша рос в уюте и безопасности. Он никогда не узнает, что значит дрожать от звука материнских шагов. Прошлое не исправить, но будущее — в её руках.

А мать? Зоя знает: дочь её ненавидит. Они почти не говорят. Когда Вера смотрит на неё, в глазах — только презрение. Зоя понимает: заслужила. Заслужила каждое колкое слово, каждый взгляд.

Иногда ей кажется: вот будь она другой матерью — всё сложилось бы иначе. Но мысли только глубже загоняют вину. Исправить ничего нельзя.

Утро Зои начинается с дрожи в руках и тошноты. Голова раскалывается, во рту — как после пожара. Она пытается вспомнить вчерашнее, но в памяти — провалы: рюмка, вторая, третья… Потом — чёрная дыра.

Зоя очнулась на кухне среди бутылок. Взгляд упал на телефон — может, позвонить Вере? Но дочь давно отгородилась.

— Сука! — хрипит Зоя, сжимая виски. — Я её растила, а она… бросила! Лучше б аборт сделала! Голова трещит, воды подать некому… Надо в соцзащиту позвонить — пусть заставят уважать мать!..

Но телефон валялся далеко, а сил встать не было.