Когда-то давно, в те времена, когда мы с Дмитрием были еще молоды и беспечны, мы поженились, едва достигнув двадцати лет. Чувства бушевали так, что казалось, сердце вот-вот выскочит из груди. Своего угла не было, жили в съёмной однушке в Подольске. Существовали, как говорится, на надеждах да на мечтах, но были счастливы. Пусть денег не хватало, пусть мечты казались несбыточными — верили, что всё ещё впереди.

Когда заговорили о детях, Дмитрий, с непривычной серьёзностью в голосе, сказал:
— Хочу сына. Хочу настоящую семью, полный дом.

Я лишь кивнула. Да, и я хочу. Но тут же стало ясно — без своего жилья не обойтись. В съёмной квартире ребёнка не вырастишь. А денег? Едва хватало на еду. Половина зарплаты уходила на аренду и коммуналку, остальное — на продукты, одежду да редкие радости, чтобы не сойти с ума от серых будней.

Я обратилась к родителям, наивно надеясь на помощь. Но мама только развела руками:
— У нас свои расходы. Брат ещё учится, мы на него копим. Парню же жильё нужно будет — невесту куда-то приводить. А ты сама виновата — надо было с умом замуж выходить, за того, у кого крыша над головой есть.

Слёзы проглотила, обиду заперла поглубже. Ладно, справлюсь сама.

Дмитрий предложил решение:
— Переедем к отцу. Он давно зовёт. У него трёшка в центре, всё равно один живёт. Да и мне на работу ближе. А деньги, что сейчас уходят на съём, будем копить на ипотеку.

Я сопротивлялась. Но логика была железной. Сдали квартиру, собрали вещи и переехали к Виктору Никифоровичу, свёкру.

Тут-то и начались испытания. Квартира была словно застывшая в прошлом: облупившиеся обои жёлтого цвета, треснувшая плитка, кухня, пропахшая жареным луком и махоркой. Мы с Дмитрием дни напролёт драили и чинили всё подряд. Он возился с протекающими кранами, я вешала новые тюли, перестирывала старые покрывала. Хотелось хоть немного уюта в этом временном пристанище.

Но свёкру наши старания не нравились.
— Хватит уже свои порядки заводить, — ворчал он. — Мне и так хорошо.

С тех пор, как мы поселились у него, каждое утро начиналось с его проверки:
— Кастрюля не на своём месте!
— Телевизор надо выключать из розетки — электричество не резиновое!
— Воду сколько льёшь? Раньше и пяти вёдер на неделю хватало!
— Туалетной бумаги сколько тратишь! У меня один рулон на месяц уходил!

На последнем я не выдержала:
— Ну извините, но женщины бумагу не только для одного дела используют!

Потом, конечно, жалела. Но что поделать — беременность. Гормоны. Утром тошнило от запахов, вечером — от его бесконечных рассказов под рюмочку о том, как он «молодость на заводе положил» и как «мать твоего Дмитрия терпела — и ты потерпи».

Но я терпела. Девять месяцев. Всё ради будущего.

И вот пришёл долгожданный день: Дмитрия взяли на новую работу с хорошим окладом. Мы скопили на первый взнос и — о чудо! — купили свою квартиру в новостройке на окраине. Мечта. Светлая, чистая, с новой мебелью и белыми стенами.

Свёкр не плакал, когда мы уезжали. Казалось, даже вздохнул с облегчением.
— Наконец-то футбол буду смотреть, как хочу, — пробурчал, пряча довольную усмешку.

Родился сын. Когда я лежала в роддоме, медсестра принесла мне пакет. Решила, что от Дмитрия. Открываю — а там мои любимые йогурты, творог, мандарины… и вишнёвый компот. А на дне — записка:

*«Дочери моей. Чтобы молоко было пожирнее для внука».*

Я расплакалась. Не могла остановиться. Вот она, истинная забота. Без лишних слов, без пафоса. Просто — по-настоящему.

Теперь я не говорю «свёкр». Я говорю «папа». Он приходит к нам по воскресеньям с блинами и щами. Сын бежит к нему с криком:
— Деда, купишь машинку? Вон, в магазине новую!
И на следующее утро папа уже стоит на пороге с пакетом и той самой игрушкой.

А мы однажды сделали ему ремонт. Новый паркет, свежие обои, нормальная мебель. Пусть старость будет в тепле и уюте. Он это заслужил. Тем, что молча делил с нами кров. Тем, что в нужный момент стал родным. Тем, что принёс вишнёвый компот.

Иногда я смеюсь:
— Папа, вы нас тогда чуть не поссорили, а теперь мы вас ни за что не отпустим.

А он только отмахивается:
— Вот и ладно. Значит, всё было не зря.