Трижды я шла под венец, и всякий раз стремилась быть безупречной женой — а теперь боюсь остаться одна на склоне лет.

Три раза я верила в любовь, отдавала себя без остатка — терпеливая, самоотверженная, готовая на всё ради семьи. Но мир отвечал мне разочарованием, и теперь страх шепчет: а что, если старость встретит меня в тишине пустой квартиры?

Первый муж, Вадим, ушёл, бросив сквозь зубы: «Ты зануда». Заботливая, верная, дети, борщи по бабушкиному рецепту — всё стало ему в тягость. «Ты, как серый октябрь», — сказал он, закатывая глаза. А я думала, что счастье — это домашний уют, крепкие стены, общее гнездо. Но он распахнул дверь и растворился, оставив меня с двумя малышами и ощущением, будто жизнь переломали пополам.

Второй, Артём, появился, когда я уже не верила в перемены. Я стала тише, мудрее, научилась глотать: «Пусть будет, как он хочет». Но судьба снова подшутила: денег не хватало, работа высасывала силы, а потом я слегла с воспалением. Не смертельно, но достаточно, чтобы понять — он смотрел на меня, как на сломанный утюг. Не кричал, не бил посуду — просто взял и ушёл к той, что «не ноет». Трое детей, больная жена — зачем ему этот багаж? Исчез, будто его и не было.

Третий, Николай, стал последней каплей. Мы встретились в глухом городке под Пермью — он был тенью, человеком без будущего. Я тащила его, как лошадь возит поклады, отдавала половину зарплаты, верила в его мечты. Он же не сделал для меня ничего — ни цветка, ни тёплого слова. Но я твердила: «Мужчина — голова, надо терпеть». А потом он окинул меня ледяным взглядом и выдал: «Ты опустилась. Морщины, халат — на тебя смотреть противно».

Ему всего на три года меньше, но он воображает себя юным богом, а меня — выцветшей тряпкой. Это тот, кого я кормила, одевала, вытаскивала из ямы! Гнев вскипел во мне, как самовар. Я перестала давать деньги — и он тут же зашипел: «Жадина! Ты мне должна!» Его слова резали, но прозрение пришло: зачем мне тот, кто видит во мне лишь кошелёк?

Вот и стою я на пороге своих сорока пяти — с пустыми руками и сердцем, изъеденным трещинами. Столько лет вкладывала душу, а получила — пепел. Страх шевелится под рёбрами: кто возьмёт старую, никому не нужную? Или я ещё что-то стою? Мысли кружат, как вьюга над кладбищем, а ответа нет. Три попытки, три провала — и теперь ночью я прислушиваюсь: не стучит ли одиночество в мою дверь? Неужели это конец? Неужели я так и умру, глядя в окно, как другие живут?