Он стал ей отцом, хотя не был родным — и теперь она не зовёт никого иначе

Он стал ей отцом, не будучи кровным — и больше она никого так не звала.

— Руки прочь! Чего тебе от меня надо? Я тебе ничего не должен! Кто знает, чей это ребенок — может, и не мой вовсе! — рявкнул Дмитрий, за хлопнув дверью.

Светлана застыла в коридоре, будто каменная. Еще вчера он целовал ей пальцы, клялся в вечной любви, сулил свадьбу, называл единственной. А сегодня в его глазах — ненависть, и каждое его слово — как нож под ребро. Ей тридцать восемь, первая беременность, и она уже решила — родит, вырастит. Пусть даже одна. На чудо не надеялась, просто знала — справится.

Так родилась Аленка. Тихая, светловолосая, будто лучик. Не капризничала ночами, не болела — словно чувствовала, маме не до сюсюканья. Светлана ухаживала за дочкой исправно: купала, кормила, водила в больницу. Но без души. Девочку не прижимали к груди, не шептали ей: «Родная, ты счастье мое». Всё по графику, будто службу несла.

Аленка подросла. К семи годам привыкла к тишине в доме, к холодным взглядам матери, к ее вечной усталости. А потом у них появился он.

В деревне под Липецком мигом разнеслись шепотки: «Глянь-ка, подцепила какого-то бродя! Да еще, слышь, с тюрьмы!» Бабы за спиной перешептывались, мужики крутили пальцем у виска, но Светлана не слушала. Чувствовала — Сергей, возможно, ее последний шанс. Молчаливый, с жестким взглядом, но руки — золотые.

Дом с его приходом ожил: забор выровнялся, стены засияли свежей краской, во дворе — чистота. Работы он не боялся: крышу старухе починил, колодец вдове выкопал, а в благодарность брал лишь «спасибо» да банку грибов. Шепотки стихли. Сергея стали уважать. А Светлана рядом с ним смягчилась — и на Аленку взгляд иной появился.

Однажды девочка вернулась из школы и увидела во дворе качели — крепкие, деревянные, с толстыми веревками. Глаза округлились:

— Это… мне?.. Дядя Сережа?..

— Тебе, дочка. Пробуй, не сломаются!

С той поры он стал для нее больше, чем просто мамин муж. Готовил завтраки, завязывал платок перед школой, учил разжигать костер и точить нож. Рассказывал про жизнь: как ухаживал за умирающей матерью, как брат вышвырнул его из квартиры, как впервые пожалел, что не оставил потомства.

Аленка слушала, затаив дыхание. На Новый год он подарил ей коньки — настоящие, фирменные. И повел на реку. Учил падать, вставать, скользить. А однажды перед сном она прошептала:

— Спасибо… пап…

Он отвернулся и заплакал. Впервые за годы. Тихо, по-мужски.

Она выросла. Уехала в Курск учиться. Он приезжал с сумками продуктов, стоял под окнами университета в день экзаменов, бормотал: «Ты сможешь, девочка моя». Отдавал последние рубли, был рядом, когда она выходила замуж. Держал на руках внуков — так, будто ониИ когда его не стало, Аленка поняла — никого на свете не любила сильнее, чем этого человека, который однажды подарил ей не просто качели, а целый мир.

Оцените статью
Он стал ей отцом, хотя не был родным — и теперь она не зовёт никого иначе
«Ты устроил маме шикарный ремонт, а теперь требуешь от меня триста тысяч?» — возмущённо воскликнула Вика.