Две мамы, одна душа
Моей родной мамы Тани не стало, когда мне едва исполнилось два года. Я знала её только по пожелтевшим снимкам, но всегда помнила. Однако всю жизнь я называла мамой другую женщину ту, что вошла в наш дом и осталась в нём навсегда.
Я не помню, когда именно появилась мама Люда. Казалось, она была рядом всегда. Невысокая, круглолицая, с глазами тёмными, как вечер, и улыбкой, от которой даже в самый хмурый день становилось светлее.
Мамочка Людочка так я её звала.
Людушка, нежно отзывался папа.
Родные никогда не делали секрета из того, что она мне не родная. Но сердце моё приняло её без раздумий. Я верила мама Таня, уходя, попросила у Бога подарить мне ангела-хранителя. И Он подарил.
Сёстры мамы Тани и бабушка часто брали меня к себе. Они не упускали случая спросить:
А кашки она тебе варит? А на руках носит? А в парк водит?
Я молчала. Тогда я не умела объяснить, что эти расспросы ранят. Теперь же понимаю они обижали мою любовь к маме Люде. Ведь она любила меня так же сильно, как если бы родила сама.
Она никогда не запрещала мне помнить о маме Тане. Наоборот, сама брала меня за руку и вела в церковь.
Мы заходили в прохладный полумрак храма. Перед образами дрожали огоньки свечей. Она покупала две: одну за здравие, другую за упокой.
Вот эту свечку поставим за тебя, солнышко, чтобы Бог здоровье дал. А эту за маму Таню, чтобы ей на небе было легко.
Я смотрела, как она крестится, и шептала молитву вместе с ней.
Мам, а мама Таня нас видит? спрашивала я шёпотом.
Видит, родная, гладила она меня по голове. Душа не умирает. Она на небе у Господа. И когда мы молимся, мама Таня слышит и радуется.
После службы мы всегда заказывали панихиду. И когда батюшка пел «Вечная память», мама Люда тихо крестилась и шептала:
Царство Небесное, Танюшка смотри, как твою Катюшу бережём.
А выходя из церкви, она улыбалась сквозь слёзы:
Видишь, доченька, у тебя две мамы. Одна на небе, другая тут. Но любим мы тебя одинаково сильно.
Мы жили в маленьком городке, и все знали маму Люду. Она работала в столовой, бегала на работу быстрыми, лёгкими шажками.
Куда торопишься, Людок? кричали ей соседи.
Да на работу, как же! Надо успеть, отмахивалась она.
Возвращалась так же стремительно. Едва переступала порог сразу ко мне:
Катюша, как дела? Поела? Уроки сделала?
И обязательно тёплые объятия, поцелуи в макушку, в щёки, в нос
Этот носик моя слабость! смеялась она.
А когда пекла оладьи, всегда оставляла мне немного теста.
Ну-ка, моя хозяюшка, вот тебе тесто. Учись!
А вкусные получатся? спрашивала я, вся в муке.
Конечно! У тебя руки, как у мамы Тани золотые.
Её оладьи были объедение с мёдом, со сметаной Да и сама она была похожа на свежий хлеб душистая, мягкая, родная.
Когда у меня начались первые неудачи на работе, она всегда находила нужные слова.
Мам, у меня ничего не получается ныла я.
Она садилась рядом, брала мои руки в свои тёплые ладони:
Катюш, а кто с первого раза всё умеет? Ошибки это не страшно. Записывай, чтобы не забыть. Я вот тоже не сразу все рецепты знала. Всё в блокнотик записывала. И ничего научилась. И ты научишься. Главное не вешай нос.
Когда родился мой сын, мама Люда всю ночь простояла под окнами роддома. Был март, на улице ещё лежал снег, но она не уходила.
Мам, зачем же ты мёрзла? спросила я потом.
Она улыбнулась своей особенной улыбкой:
А где же мне быть, доченька? Я молилась под твоими окнами, чтобы Бог тебе силы дал, а ангелы качали твоего малыша. Пусть я не могла быть рядом, но сердце моё было с вами.
А потом однажды утром раздался звонок папы:
Дочка мамы Люды больше нет.
Я не верила. Казалось, такой свет не может просто погаснуть.
Сегодня я перебираю старый альбом. Фотографии мамы Тани и мамы Люды переплетаются в нём, как узор на ткани. И я понимаю: Господь не оставил меня сиротой. Одну маму Он дал мне для рождения, другую для любви и тепла.
