Слушай, дорогой, расскажу, как я перестал «выручать» взрослых детей. Я Пётр Иванов, живу в Иванове, в Тульской области, где старые клены тянут тени над тихими улочками. Я не бедняк, но и не миллионер за годы успел собрать скромный дом, дачу, «жигуль», немного сбережений на черный день. С женой Ольгой мы всегда отдавали детям всё, даже если самим оставались с крошками. Мы думали, что родитель должен жертвовать, но со временем понял, что часто получают лишь привычку к подачкам.
У нас трое детей: Сергей, Василиса и Дмитрий. Все уже взрослые, вроде бы самостоятельные. Старший, Сергей, почти сорок, а всё вечно в «бедах», как будто живёт на грани пропасти. Сначала к нам пришёл Сергей полон амбиций, но постоянно жалуется: «не та работа», «начальник дурак», «клиенты неблагодарные». Я помог купить первую машину, подкинул на первый взнос за квартиру, потом на ремонт, потом на лечение жены, потом просто «перекантоваться». Делал это, потому что отец, потому что люблю, потому что как отказать своему сыну?
Василиса наша нежная творческая душа. Её браки разваливались один за другим, работа не держалась дольше пары месяцев. Она звонила в слезах, голос дрожал: «Пап, нечем платить за квартиру», «Долги душат», «Папочка, ты же не бросишь меня?» И я переводил деньги, спасал, вытирал её слёзы через телефон. Дмитрий, младший, считал, что мир ему должен. Работать «на дядю» не хотел, мечтал о собственном бизнесе. Я вкладывался в его идеи: первый раз прогорел, второй опять крах, третий пусто. Потом пошли кредиты, а потом просто перечисления «на жизнь». Я давал, давал и ещё раз давал.
Когда Ольга ушла, я остался один. Дети пришли на похороны, обнялись, поплакали. Через неделю звонки возобновились. Василиса: «Пап, нужен адвокат, помоги», Сергей: «Пап, ты теперь один, расходов меньше, подкинь», Дмитрий: «Мама бы не отказала». Я переводил, не потому что хотел, а потому что боялся пустоты, боялся, что меня перестанут слышать. «Спасибо» давно не слышал только новые просьбы, как эхо в колодце.
Счёт таял на глазах. Я стал считать каждую копейку в магазине, отказался от поездок к друзьям, не купил новую куртку «зачем, старая ещё живёт». И вдруг заметил: дети не спрашивают, как моё здоровье, сплю ли я, не зовут в гости. Только сообщения: «Пап, выручи ещё», «Пап, я потом отдам» ни одного реального возврата. Однажды вечерком сидел на кухне, пил остывший чай и понял: я выдохся. Не от старости, а от того, что стал для них живым банкоматом.
Той же ночью написал три коротких письма Сергею, Василисе и Дмитрию: «Люблю вас. Дал всё, что мог. Теперь ваша очередь встать на ноги. Больше ни рубля, никаких оправданий. Вы сильные, я в вас верю. Я теперь просто отец, а не кошелёк. Надеюсь, вы позвоните не за деньгами, а просто так». Ждал ответов, но они пришли. Сергей молчал. Василиса прислала гневное: «Спасибо, папа, решил нас всех предать!». Дмитрий позвонил, долго молчал, а потом сказал: «Прости, ты прав. Я даже не помню, как ты живёшь». Его голос дрожал, и я впервые услышал стыд.
Прошло полгода. Я снова ем то, что люблю, а не то, что дёшево. Купил себе тёплую куртку первую за годы. Записался в клуб для пенсионеров, где учат рисовать краски оживили серые дни. Впервые не стыжусь жить для себя. На день рождения пришёл Дмитрий без просьб, принёс кусок торта и сказал: «Наконец устроился на нормальную работу. Хочу, чтоб ты мной гордился, не за то, что ты мне дал, а за то, что я сам справился». Я заплакал от гордости, а не от горечи.
Они привыкли, что я всегда с готовым кошельком. Я был их спасательным кругом, их вечным должником. Но я устал быть машиной для раздачи денег. Сергей и Василиса пока молчат может, злятся, может, не знают, что сказать. Я больше не жду звонков с протянутой рукой. У меня есть дом, холсты, краски, и я учусь дышать свободно. Дмитрий дал надежду, что не всё потеряно, что дети ещё могут стать людьми, а не иждивенцами. Я больше не банкомат я отец, который хочет, чтобы его любили за душу, а не за счёт в банке. И впервые за долгие годы верю, что это возможно.
