**Булочка с характером**
Я пишу это поздно вечером, когда пекарня уже закрыта, но запах свежей сдобы всё ещё витает в воздухе.
Соня стояла перед облезлой дверью с кривой вывеской «Кафе “Ладушка”». Буквы едва держались, особенно «а», которая вот-вот готова была свалиться. У крыльца — пожелтевшие кусты сирени, ржавый мусорный бак и два голубя, греющихся под слабым осенним солнцем.
«Ну, здравствуй, новая жизнь», — пробормотала она и повернула ключ.
Новая жизнь пахла сыростью, старыми специями и чем-то тёплым, забытым. Она распахнула окна, вдохнула полной грудью и взялась за дело.
«Ты совсем с ума сошла?!» — голос подруги Наташки гремел в трубке. «Купила кафе?! В этом районе? Увольнение так ударило по голове?»
«Лучше печь булочки, чем считать чужие деньги, — Соня вытерла лоб. — Помнишь, как у бабушки?»
«Помню. Но одно дело — пирожки в деревне, другое — этот… сарай».
«Это не сарай. Это моя пекарня».
Она назвала её «Медовый каравай». Потому что бабушка всегда добавляла в тесто мёд, и зимой в доме пахло им, корицей и чем-то уютным. Соне хотелось вернуть это ощущение.
Первые дни никто не заходил. Кафе стояло на отшибе, где ходили только местные. Она вставала в пять, месила тесто, пекла, переставляла стулья, пробовала новые рецепты. Аромат ванили и кофе смешивался с холодком из щелей в раме. На подоконник она поставила банку с мёдом, а на стекло приклеила листок: «Заходите — не пожалеете».
«Бабушка, ну помоги», — шептала она, выкладывая на противень свежие рогалики.
И словно в ответ, вечером зашла бабка Матрёна из соседнего дома.
«Это ты булки печёшь? Запахло — не удержалась. Дай-ка попробую».
Соня протянула ей рогалик. Старуха разжёвала, прищурилась и кивнула.
«Неплохо. Настоящее. Завтра приведу подруг в домино играть. Ты нам чайник поставь».
На следующий день пришли «подруги» — три старухи с вязаными кошелками и кучей сплетен. Потом заглянули студенты. Потом почтальон, потом мамаша с коляской. Молва разошлась — тихо, но верно.
Вывеску она обновила. Вместо «Ладушки» теперь красовалось: «Пекарня с медовым духом». Помог Ваня, один из студентов.
«Ты что, дизайнер?»
«Пока нет. Учусь. Но ваши булочки — объедение. Хочу, чтобы вывеска была достойной».
Соня впервые за долгое время почувствовала — её труд кому-то ценен. К вечеру Ваня привёл подругу: «Это Люда, фотограф. Хотим вам соцсети сделать». Соня едва не расплакалась.
«Здравствуй…» — в дверь просочился знакомый голос.
Она обернулась. На пороге стоял Игорь. Бывший. Тот, который год назад «ушёл подумать» — прямо в объятия секретарши из офиса.
«Ты чего здесь?» — голос её был сух.
«Я… услышал, что ты кафе открыла. Решил проведать».
«Проведал. Пока».
«Подожди. Мы же с тобой…»
«Ты говорил, что я скучная. Теперь заскучал, да?»
Он криво усмехнулся:
«Не в этом дело. Ты вложила деньги. А пока мы официально не развелись, всё твоё — наше».
«Ты серьёзно?»
«Я не хочу ссор. Давай по-хорошему? Я помогу с ремонтом, возьму пару процентов…»
Соня сняла фартук, подошла к двери и распахнула её.
«Игорь, вон дверь. Уходи. И чтобы я тебя здесь больше не видела».
Он хотел что-то сказать, но в дверях возникла Матрёна с компанией.
«Ой, кто тут мешается? Марш отсюда, сынок. У нас тут бабий клуб».
Игорь буркнул и исчез.
«Кто это был?» — спросила одна из подруг.
«Бывший. Пришёл за своей долей».
«А не жирно будет?» — фыркнула Матрёна и схватила с блюда ещё один рогалик.
«Соня, — позвонила мать. — Ты что там устроила? Игорь звонил. Говорит, ты его выгнала».
«Мама, он пришёл отжать кафе. Ты считаешь это нормальным?»
«Ну вы же муж и жена. Почти. Может, ещё сойдётесь? Ты не молодеешь…»
«Мам, я сама всё подняла. С нуля. И счастлива. Ты не рада за меня?»
«Я переживаю! Кафе в захолустье, развод, денег — гроши. Это не жизнь».
«Это моя жизнь. И я её выбрала».
«Ну смотри. Если прогоришь — не звони».
Соня отключила. Долго сидела на кухне, сжимая пустую кружку.
«Можно?» — выглянула Люда. «Мы фото сделали… Ты плачешь?»
Соня вытерла щеку.
«Нет. Просто вспомнила, как бабушка говорила: если тесто прилипло — значит, ещё не подошло. Надо ждать».
«Ты молодец, Сонь. Серьёзно. Мы с тобой».
Люда обняла её. Потом протянула телефон:
«Смотри. Мы выложили фото. Уже сто лайков».
К весне очередь за медовыми булками тянулась до угла. В меню добавились маковые рулеты, творожные косички, яблочные штрудели. Пекарня дышала.
Как-то вечером в дверь постучали.
«Можно?» — на пороге стоял седой мужчина с букетом ромашек.
«Да?»
«Я отец Люды. Дочь уехала в Москву, но всё рассказывала. Я пекарь, на пенсии. Делать нечего. Может, пригожусь?»
Соня кивнула.
Теперь каждое утро они вдвоём месили тесто. Он рассказывал про СССР, она слушала. К ним заходили разные: кто за булкой, кто — за теплом.
«Соня, — голос Наташки в трубке. — Я думаю… может, и мне бросить эту контору?»
«А булки любишь?»
«Ещё как! Возьмёшь меня?»
Соня оглядела зал. Посетители. Запах мёда. Папка с планами.
«Возьму. Но фартук — за свой счёт».
И рассмеялась.
За окном шёл тёплый дождь. ПеИ даже этот дождь казался сладким, как тёплый мёд на свежей булке — ведь теперь она точно знала: своё счастье нужно печь своими руками.
