Всё! Хватит! Собирай свои вещи и уходи из моего дома! — кричала Татьяна Ивановна, размахивая руками и чуть не задевая висящую над столом лампу. — Надоел мне твой безответственный образ жизни!
— Бабуся, ну что ты кричишь! Соседи услышат! — Дмитрий попытался взять бабушку за руки, но она резко отстранилась.
— А пусть слышат! Пусть все знают, каким вырос мой внук! — Татьяна Ивановна всхлипнула, вытерла слёзы подолом фартука. — Двадцать три года, а ведёшь себя, как мальчишка! Не хочешь работать, бросил учёбу, только и знаешь, что за компьютером сидишь да в свои игры играешь!
Дмитрий тяжело вздохнул, опустился на старый диван. Он давно скрипел, но бабушка его не выбрасывала — говорила, что ещё дед на нём любил отдыхать после смены.
— Я же объяснял, это не просто игры, я в интернете деньги зарабатываю! — устало проговорил Дмитрий, будто в сотый раз повторял одно и то же.
— Какие деньги? — фыркнула Татьяна Ивановна. — За квартиру кто платит? Еду кто покупает? Ты мне хоть копейку принёс за полгода?
Дмитрий замолчал. Действительно, в дом он ничего не приносил. Вся прибыль уходила на железо для стримов, игры, иногда на свидания. Бабушка этого не понимала — не могла принять, что в наше время можно зарабатывать, не выходя из дома.
— Вот видишь? Молчишь, потому и сказать нечего! — продолжала Татьяна Ивановна, мелкими шагами расхаживая по комнате. — А мне что, до старости тебя кормить? Пенсия гроши, а ты ешь, как богатырь, да свет жжёшь сутками этим своим компьютером!
— Бабуль, давай без крика…
— Не хочу без крика! — взвизгнула старушка. — Надоело мне нянчиться! Сколько раз мирно говорила — устройся хоть грузчиком, нет же! Сидит господин, развлекается!
Она плюхнулась на стул у окна, закрыла лицо руками. Плечи её подрагивали. Дмитрия кольнула совесть, но тут же подумал — не играет ли бабушка спектакль? Обычно она так делала, когда хотела чего-то добиться.
Но сейчас было иначе. Вместо привычных получасовых скандалов она сидела тихо, лишь изредка всхлипывая.
— Бабуля, что случилось? — осторожно дотронулся он до её плеча.
— Людмила Степановна умерла, — глухо проговорила Татьяна Ивановна. — Вчера в больнице. А я и не знала, что ей плохо.
Дмитрий нахмурился. Людмила Степановна была её подругой — вместе ходили в поликлинику, сидели на лавочке у подъезда, жаловались на жизнь.
— Сочувствую… От чего?
— Сердце. Внук её из Москвы приехал на похороны. Говорит, звал её к себе, а она отнекивалась — не хотела быть обузой. А теперь?
Дмитрий присел рядом, неуклюже обнял её. Бабушка казалась такой хрупкой рядом с его высоким ростом.
— Ты боишься, что с тобой будет так же?
— Не боюсь, а знаю, — твёрдо ответила она. — Мне семьдесят, Дима. Я не вечная. А ты живёшь, будто мне двадцать и я вечно буду тебя опекать.
В груди у него что-то сжалось. Он и правда никогда не задумывался, что бабушка стареет. Она всегда была сильной — даже сейчас, ругаясь, голос её звенел, руки не дрожали.
— Хочу, чтобы ты встал на ноги, пока я ещё могу помочь, — продолжила она. — А не когда меня не станет, и ты останешься один, как птенец выпавший.
— Бабуль, не говори так… Ты ещё долго проживёшь.
— Не проживу. И ты это знаешь. Потому и ведёшь себя, будто жизнь вечна. Но у тебя всё впереди, а у меня…
Она встала, подошла к окну. За стеклом — слякотный ноябрь. Во дворе женщина с ребёнком — мальчик в синей куртке прыгает по лужам, а мать безуспешно его одёргивает.
— Видишь её? — показала бабушка. — Каждый день с сыном гуляет. Тяжело одной, работает в регистратуре, но не ноет. А ребёнок растёт бойкий. Это правильно. А у нас что? Я тебе в няньки гожусь, а ты от меня зависишь, как малое дитя.
Дмитрий молчал. Слова резали, но он понимал — она права. После гибели родителей она одна его подняла. Работала на двух работах, чтобы он ни в чём не нуждался. А когда он поступил, продала дачу, чтобы оплатить учёбу.
— Я сама виновата, — вдруг сказала Татьяна Ивановна. — Избаловала. Всё за тебя решала. Думала — помогаю. А вышло — только хуже сделала.
— Не говори так. Ты лучшая бабушка…
— Лучшие бабушки учат внуков жить без них, — грустно улыбнулась она. — А я тебя к себе привязала. И теперь не знаю, как отвязать.
Они стояли у окна, и Дмитрий вдруг заметил, какая у неё стала тонкая рука, как глубоко морщины вокруг глаз. Когда это случилось?
— Может, не надо меня выгонять? — тихо спросил он. — Я исправлюсь.
— Сколько раз ты это говорил? — покачала головой Татьяна Ивановна. — Нет, Дима. Пока ты здесь — ничего не изменится. Тебе зачем напрягаться, если есть тёплый угол и готовые щи?
— Но куда я пойду?
— К Сереге своему. Он тебя не раз звал пожить. Вот и поживи. Работу найди, деньги копи.
Дмитрий вспомнил друга — тот снимал комнату в трёшке, работал в IT.
— А если не получится?
— Получится, — твёрдо сказала бабушка. — Ты не глупый, просто разленился. А лень от сытой жизни пройдёт.
Она ушла на кухню. Дмитрий остался у окна. Женщина с ребёнком уже ушла. Только дворовый кот уставился на него зелёными глазами.
За завтраком почти не говорили. Бабушка поставила перед ним тарелку с гречневой кашей, сама пила чай с вареньем.
— Бабуль, а если я работу найду, можно останусь?
— Найдёшь — поговорим, — не глядя ответила она.
— Сегодня же начну искать.
— Не сегодня. Сегодня собираешь вещи и едешь к Сереге. А работу будешь искать оттуда.
— Но почему так сразу?
Татьяна Ивановна тяжело вздохнула.
— Потому что если не сегодня — то никогда. Я тебя знаю. Сейчас напугаешьсяА через год, когда Дмитрий уже снял свою комнату и сделал первые шаги по карьерной лестнице, он вдруг осознал, что бабушкина строгость была самым большим подарком в его жизни.
