**Дневник. Завещание**
С детства я ненавидела своё имя.
— Мам, зачем ты меня так назвала? Дурацкое имя, — выпалила я в первом классе.
— А что? Красивое и редкое. Оно означает «вестница». Как ангелов называют. Значит, ты — ангелочек.
— Бабушкино какое-то. Над мной смеются. — Я надулась.
— Кто смеётся? Над ангелами не смеются.
— Вырасту — поменяю.
— Делай как знаешь. — Мама стиснула губы.
Я была некрасивой. Нос с горбинкой, серые глаза, волосы — мышиный цвет. Тощая, нескладная. Мама говорила, что я в отца. Его я не помнила — ушёл, когда я была маленькой.
— Зачем ты за такого урода замуж вышла? — всхлипывала я в третьем классе.
— Посмотрим, за кого ты сама выйдешь, — усмехнулась мама.
— Да никто на мне не женится! — орала я.
Может, я и смирилась бы с именем, будь у меня голубые глаза, как у Насти, или густые кудри, как у Оли.
В двенадцать мама вышла замуж. Привела домой высокого дядю Витю и объявила, что теперь он будет жить с нами.
— А это мой ангел, Ангелина, — представила она меня.
— Хилый ангел. Святым духом кормишь? — засмеялся дядя Витя.
Опять смеялись над моим именем. Я убежала в комнату. Перед сном мама пришла и сказала, что с мужчиной в доме легче. Будет деньги, купят мне компьютер. Я сдалась.
Дядя Витя по утрам обливался холодной водой. Я слышала, как он охает за дверью. Однажды попробовала сама — едва не задохнулась. Но его после этого уважала.
Мама рядом с ним стала другой. Улыбалась так, как мне никогда не улыбалась. Я ревновала.
Дядя Витя меня не замечал. Не играл, не ругал. Говорил: «Опыт — лучший учитель». Я смирилась, как с именем.
В четырнадцать влюбилась в Артёма Соколова. Страдала, когда он провожал самую красивую в классе. Потом — в десятиклассника Игоря Воробьёва. Тянуло к парням с птичьими фамилиями. Но он уехал учиться, и я решила: это проклятие моей некрасивости. Больше не влюбляться.
Летом поехали на море. На набережной старик-художник рисовал портреты. Я попросила изобразить меня красивой.
— Молодость и так прекрасна. Как зовут?
— Лена.
— Ангелина, значит, — кивнул он. — Знаешь, что имя значит?
— Знаю, — вздохнула я.
— Имя определяет судьбу. У тебя оно особое — и жизнь будет такой. Запомни, барышня.
Никто не называл меня барышней. Портрет поразил: я, но не я. Нос чуть ровнее, глаза глубже. Я повесила его над кроватью и каждый день смотрела — для храбрости. В зеркало не глядела.
Позже мама стала бледной, часто лежала. Оказалось — беременна. Я пожала плечами. Радоваться? Сначала дядя Витя, теперь ребёнок — маме будет не до меня.
Через два месяца врачи сказали: ребёнок умер. Мама стала тенью. Не ела, не улыбалась. Они с дядей Витей ругались. Он кричал, что она запустила себя, она — чтобы шёл к другим…
Я винила себя. Не хотела этого ребёнка — вот он и умер.
Через три месяца мама выпила таблетки и не проснулась. На похоронах были две коллеги.
Теперь вся работа легла на меня. Убирала, готовила, училась.
Как-то не стала готовить ужин.
— Где еда? Заболела? — спросил дядя Витя.
— Не прислуга я. Уроки горой. Сам бы хоть раз картошку пожарил, — огрызнулась я.
— Я деньги зарабатываю, значит, требую уважения. Заработаешь сама — тогда и права качай. А сейчас — марш на кухню!
Я поняла урок. Решила: после школы — работать. Но дядя Витя велел учиться дальше. Я поступила в мединститут.
Он старел, стал забывчивым. Участковая сказала: деменция. Я раскладывала ему записки с адресом. Однажды он не узнал меня:
— Ты чего пришла? Всё забрала, ещё чего-то надо?
Так я узнала: у него была семья до мамы.
— Святая ты, Лена. Родные дети так не ухаживают, — вздыхала соседка.
Мне было его жаль. Но когда он перестал добегать до туалета, стала собирать справки для дома престарелых.
В последнюю ночь не спала. Утром пошла будить его — а он умер.
Опять винила себя. Если б не решилась сдать его, может, жил бы…
Через неделю в дверь постучал мужчина лет тридцати.
— Здравствуйте… А вы кто?
— Я Лена. А вы?
— Приехал к отцу. Виктор Петрович Блинов здесь жил?
— Жил… Умер.
— Значит, ты моя сестра?
— Я вам никто.
Он осмотрел квартиру:
— По закону мне половина, а то и вся.
— Это моя квартира!
— Мать твоя померла, квартира на отца записана. Я наследник.
Ночью он вломился ко мне. Я оцарапала ему лицо, ударила будильником.
— Дура! Кому ты нужна?
Участковый сказал: без завещания — квартира его.
Но через несколько дней позвонил нотариус:
— Виктор Петрович оставил завещание. Всё — вам.
Я выгнала «брата». Пропали мамины украшения — не золото жалко, а память.
Участковый, приехавший оформлять кражу, увидел портрет:
— Это ты?
— Да. Только в жизни не такая красивая.
— Да в жизни ты лучше. — Он смотрел так искренне, что я поверила.
— Ты что, за квартиру мне льстишь?
— Дура. Ты мне нравишься.
Через год я вышла за него замуж. Фамилия у него тоже птичья — Орлов.
— За что ты меня полюбил? — спросила я.
— Просто люблю.
Я похорошела. Пациенты называли меня ангелом.
Теперь я благодарна дяде Вите. Стыдно, что хотела сдать его, а он позаботился обо мне.
**Вывод:** Человек может казаться чёрствым, но внутри у него — доброе сердце.
