**Дневник. Когда любовь — это плечо, а не кошелек**

Сегодня я едва добралась до дома. На улице уже пахло зимой, серый ноябрьский ветер гнал под ноги мокрые листья. С трудом стянула сапоги, когда услышала его голос:

— Привет, Ладушка!

Максим, как всегда, встретил меня с улыбкой. Его глаза были теплее, чем чайник на плите.

— Привет… — выдохнула я, чувствуя, как голова раскалывается от усталости.

— Ужин готов. Садись, — он потянул меня за руку к столу.

Я замерла. Обычно это я стояла у плиты после работы. А тут — запах жареной картошки, борщ, даже пирожки с капустой. Максим усадил меня и налил чаю с лимоном.

— Ну, как день? — начал он, но телефон в моей сумке резко зазвонил. Незнакомый номер.

— Алло?.. — Голос на том конце говорил быстро, а у меня холодели пальцы. — Как?.. Где?.. Сейчас еду!

Мама упала на обледеневшей ступеньке у подъезда. В больнице сказали: компрессионный перелом. Операция. Полгода в кровати — если повезет.

В палате лежала женщина, которая еще вчера ругалась из-за немытой посуды и сама таскала сумки с рынка. Теперь — беспомощная, как ребенок. Я сжала кулаки, чтобы не расплакаться.

Максим был рядом с первого дня. Приезжал, когда я была на работе. Носил передачки, рассказывал маме про весенние цветы в парке и мои успехи.

Когда маму выписали, начался ад. Я металась между работой, аптеками и домом. Кормление, перевязки, капризы — к ночи я падала без сил.

Однажды я пришла к Максиму и разрыдалась:

— Я не вытяну… Она сломает меня. А я еще и злюсь на нее — как подлая…

Он молча вышел в другую комнату. Через минуту вернулся с сумкой:

— Собираюсь. Переезжаю к вам.

— Ты что?! — я не понимала.

— Если тебе тяжело — я буду рядом. Мы справимся.

Я боялась. Мама — человек жесткий, колючий, как ёж. Но Максим вошел в нашу жизнь и просто… остался. Без слов.

Утром он приносил мне чай, давал поспать лишние полчаса. Сам стирал пеленки, варил кашу, терпел мамины колкости. А когда началась реабилитация — держал ее под руку, водил в туалет, помогал делать упражнения.

Подруги, которые раньше ехидно спрашивали: «Ну и что он тебе может дать?», теперь смотрели иначе. Не у каждого муж ходит в пять утра за лекарствами или штопает простыни, потому что новые купить некогда.

Как-то вечером я сказала:

— Я думала… ты сбежишь.

Он лишь усмехнулся:

— Любовь — это не рестораны. Это когда ты моешь чужую старуху и не ждешь за это медаль.

Через полгода мама встала. Еще через месяц — ходила с палочкой. Потом снова начала готовить и даже шутила, что зять у нее — «как ангел, только в свитере».

А Максима повысили. Первое, что он сделал — снял новую квартиру. Светлую, с теплыми полами. И там, на кухне, среди запаха щей, он вдруг сказал:

— Выходи за меня.

Я сказала «да» не потому, что у него теперь есть деньги. А потому, что он доказал: самое ценное — не в ювелирных. Оно в том, кто гладит тебя по спине, когда ты плачешь, и молча подкладывает в тарелку горячий пирог.

И в этом мире, благодаря ему, стало чуть больше настоящего тепла.