**Дневник.**
Холодный осенний дождь стучал по крышам Нижнего Новгорода, как будто оплакивая ушедшее лето.
Этот шум разбудил Алену. За окном стояла кромешная тьма, хотя уже было почти семь утра. Она лежала, укутавшись в одеяло, и смотрела на запотевшее стекло, за которым ливень превращал улицу в размытый серый пейзаж.
Как вести сына в школу в такую погоду? Может, дать ему поспать? Вчера Илья жаловался на першение…
— Брр… — прошептала Алена, сжимаясь под одеялом.
Раньше она делилась утренними мыслями с мужем, но мужа больше не было. Осталась только привычка. Батареи в квартире еще не грели, и холод пробирал до костей. Она натянула одеяло до подбородка, надеясь заснуть. Но через полчаса поняла — не выйдет. Совесть не давала: надо будить сына.
Вздохнув, она включила чайник, разбудила Илью и начала готовить завтрак. В холодильнике не нашлось ни колбасы, ни сыра — только банка варенья. Алена намазала его на черствый хлеб. Последнее время ей ничего не хотелось — даже в магазин лишний раз идти. Холодильник давно стоял пустым.
Проводив Илью, убедившись, что он надел теплую куртку, она захлопнула дверь. Попыталась найти любимый платок с ромашками, но, не обнаружив, снова залезла под одеяло.
Дождь усилял тоску, не отпускавшую ее уже три месяца. С тех пор, как ушел Саша. Сначала они виделись из-за раздела имущества, потом встречи сошли на нет. Он исправно переводил алименты, звонил сыну, брал его на выходные. Но Алена избегала его, будто боясь, что один взгляд разрушит хрупкую броню, которую так старательно выстроила.
Она твердила себе, что все в порядке. Улыбалась сослуживцам, сменила прическу, даже покрасила волосы. Но разве это порядок?
Сначала Алена хотела выкинуть все, что напоминало о Саше. Но шли дни, а его вещи оставались на месте: сувениры, одеколон, глупая кружка с надписью «Лучший папа». Убрать их было больно, но эта боль странно успокаивала. Жалеть себя стало привычкой.
Каждая уборка напоминала о прошлом. Вот браслет, купленный на ярмарке в Суздале, когда они заблудились и вместо монастыря нашли сувенирную лавку. Вот наушники, подаренные на 8 Марта — с шуткой про то, что «женщины любят ушами, а уши — музыку, а бриллианты нам не потянуть».
И запах. Его одеколон преследовал ее. Она находила его на свитерах, на шарфах. На мгновение возвращались воспоминания: семья, мечты, смех… Но аромат выветривался, и реальность возвращалась. Семьи нет. Мечт нет. Только будни: дом, работа, Илья.
Алена избегала друзей. Они были общими с Сашей, и их сочувствие стало невыносимым.
— Жалко, вы так подходили друг другу…
Она и без них знала, как они подходили. Идеально. Но это в прошлом.
Алена была уверена, что у Саши новая женщина. Именно из-за нее они расстались. Его работа вахтовым методом, которая когда-то казалась спасением — ипотека, машина, — в итоге разлучила их.
Она помнила тот звонок. Женский голос, фальшиво-жалостливый: «Мне так неловко, но ваш муж вам давно изменяет». Саша не отрицал. Сел на диван, закрыл лицо руками и молчал. А потом ушел к родителям.
Через день, когда Ильи не было дома, он вернулся.
— Лена, я не могу без тебя. Это была ошибка. Начнем с чистого листа?
— Нет, Саша, — ответила она, сжимая кулаки. — Мы договаривались о честности. Ты предал. Уходи.
Все прошло тихо, будто деловая встреча. Он сам объяснился с Ильей, перевез вещи и уехал на вахту. И там, наверное, была она — та, ради которой он их бросил. Алена не хотела знать деталей. Та «доброжелательница» пыталась объясниться, но Алена удалила номер. Зачем ей лишняя боль?
Четыре месяца она училась жить одна, убеждая себя, что справится. О судьбе Саши не спрашивала. Наверняка у него все хорошо.
Но свекровь у Алены была золотой. Особенно свекор, Николай Петрович. Когда она, робкая и юная, впервые переступила их порог, он сразу принял ее, втягивал в разговоры, давал мелкие поручения, чтобы она чувствовала себя своей. Он понимал ее лучше других.
Алена подозревала, что именно он уговорил свекровь не вмешиваться в их дела, не упрашивать простить сына. Они приняли развод, но продолжали видеться с ней и Ильей, как раньше.
В тот дождливый день, когда город утонул в серой мути, раздался звонок. Алена, закутавшись в халат, открыла. На пороге стоял Николай Петрович.
— Здравствуй, Ленка!
— Здравствуйте, Николай Петрович!
— Зашел, раз ты во вторую смену.
— Проходите, — растерялась Алена. — Сейчас оденусь, чай поставлю.
Она не понимала, зачем он пришел. Повода не было.
— Не суетись, садись, — мягко сказал свекор. — Расскажу тебе одну историю. Когда Сашке было шесть, мы с Таней разошлись.
— Разошлись? — удивилась Алена. — Но вы же…
— Сейчас вместе, да. И второй раз расписались, венчались. А тогда жили раздельно, даже младшего родили в разводе. А все из-за моей дурости — влюбился в другую. Решил: уйду. Ушел. Но без семьи — не смог. И Сашка дурак — без вас не может.
— Не может? — горько усмехнулась Алена. — У него же есть его «любовь».
— Никого у него нет, — покачал головой свекор. — Он сразу уволился с той вахты. Живет у нас, но не живет, а мучается. Ты не знаешь, а он каждый вечер под вашими окнами стоит. И твой платок, с ромашками, у него в кармане. Увидел я его с ним — чуть не разревелся. Страдает он, Лена. Любит тебя. Таня вся извелась, боится — как бы не запил…
Николай Петрович замолчал, отпил чай, но видно было — тяжело ему. Не его привычка лезть в чужие дела, но за сына сердце болит.
— Ладно, пойду, — сказал он, поднимаясь. — Решай сама. Прощать — дело нелегкое. Практически невозможное. Но кто оступился раз, тот после семью бережет пуще себя. Сашка такой. Я знаю. Прости, что влез.Алена вышла под дождь без зонтика, подошла к Саше, молча взяла его за руку, и они медленно пошли домой, где их ждал горячий чай и сын, который давно мечтал, чтобы папа вернулся.
