Почему родители мужа считают, что моя зарплата — это их деньги?

Родители моего мужа, Дмитрия, упорно считают, что я обязана отдавать им всю свою зарплату. Дима не раз пытался до них достучаться, но их слов не пробить. Они уверены: раз я стала частью их семьи, то должна делить каждую копейку. Это давление началось почти сразу после свадьбы, и теперь я не знаю, как сохранить мир, не потеряв себя.

Мы с Димой вместе уже два года. Познакомились в университете, где он, будучи прилежным студентом, покорно носил мне стопки книг из библиотеки. Через год сделал предложение под балконом моего общежития, крича так, что сбежались все соседи. Дима — мягкий, заботливый, всегда ставит меня на первое место. Но его родители, Галина Васильевна и Владимир Степанович, с самого начала смотрели на меня как на временное недоразумение. Я терпела, списывала на родительскую тревогу: ведь их единственный сын, их гордость.

Когда мы переехали в их хрущёвку на окраине Нижнего Новгорода, чтобы копить на своё жильё, я ещё верила, что это ненадолго. Работаю бухгалтером в конторе, Дима — мастером на автозаводе. Деньги скромные, но на жизнь хватает. Первое время всё шло гладко, пока Галина Васильевна не всыпала мне за ужином: «Лена, ты же не гостья здесь. Надо помогать по-настоящему, а не копейки кидать». Я опешила — мы ведь платили за свет, газ, я каждый день мыла полы и варила борщи. Но свекровь лишь хмыкнула: «Мы с Владимиром всю жизнь в общий котёл складывали. А вы что, особенные?»

Я попробовала объяснить, что мы копим на ипотеку, но она отрезала: «Какая ипотека? У нас три комнаты — живите!» Владимир Степанович молча ковырял вилкой котлету, но его молчание было красивречивее крика. После этого разговора я будто ходила по минному полю. Глядя, как Дима робко защищает меня, я видела, как ему больно разрываться между долгами.

Однажды, когда свекровь устроила скандал из-за моей новой кофты — «Ты что, княгиня? На тряпки деньги есть, а на семью нет?» — я не выдержала. «Дима, — прошептала я ночью, — давай съедем. Хоть в однокомнатную, хоть в общежитие». Он обнял меня, но в его глазах читался страх: «Они же подумают, что я их предал…»

Мы решили поговорить открыто. «Галина Васильевна, — начала я, руки дрожали, — мы благодарны за кров. Но у нас своя жизнь. Давайте обсудим фиксированную плату, чтобы не было обид». В ответ — ледяное: «Неблагодарные. Семья — это когда всё общее».

Теперь в квартире висит тяжёлое молчание. Я листаю объявления о съёме, зная, что это ударит по нашим сбережениям. Дима сжимает мою руку, но в его взгляде — бездонная усталость.

Я часто думаю: семья — это ведь не счёт в сберкассе. Это когда поддерживают, а не душат. Я не держу зла, но больше не могу дышать этим воздухом. Мы с Димой будем бороться — за свою жизнь, за право выбирать. Пусть даже через слёзы.