В узкой квартирке на задворках Ярославля, где ветер выл в щелях старых рам, внезапно раздался громкий скрежет. «Чудовище! Сейчас дверь снесёт!» — пробормотал Владимир, отрываясь от утренних хлопот с пелёнками. Босыми ступнями он шлёпнул к колыбели, где малыш Леонид пускал слюни и радостно агукал. Убедившись, что с сыном всё в порядке, Владимир направился к кухне, откуда доносилось яростное шипение кота Графа.
Вырвавшись на свободу, Граф, фыркнув с презрением, метнулся к детской кроватке. Ольга, жена Владимира, дёрнулась и хотела вскочить, но муж остановил её: «Погоди, давай посмотрим. Не трясись как осиновый лист!» Кот, вопреки ожиданиям, не сделал ничего дурного — лишь уставился на младенца, будто пытаясь разгадать, что за существо вторглось в его владения. Потом осторожно протянул лапу, не выпуская когтей. Владимир заметил это, но Ольга снова забилась в панике: «Володя, его нужно убрать из дома! Он опасен для Лёни!»
«Оля, о чём ты? Граф нам как родной был, хоть и своенравный. Сами же его избаловали!» — возразил Владимир, но доводы не подействовали. Ольга, ослеплённая материнским страхом, видела в коте угрозу. «Вон как глаза сверкает! Норовит к ребёнку подобраться! Убери его, хоть к чёрту на рога!» — твердила она, дрожа как в лихорадке. Через час Владимир, мрачнее тучи, поймал Графа у миски, сунул в переноску и, хлопнув дверью, ушёл. Ольга, прижимая Леонида, смотрела в окно, как автомобиль с мужем и котом скрылся за поворотом, взметая грязный снег.
Владимир вернулся лишь к полуночи. Он провёл день на даче у друга, уговаривая Графа, что там ему будет вольготнее: мыши, простор, никаких собак. Но кот, с самого начала навострив уши «домиком», всем видом показывал, что не верит ни единому слову. Дважды он смотрел Владимиру прямо в глаза — так, что у того сердце холодело, и мяукнул протяжно: «Мяу-у-у?» — с тоской, от которой сводило зубы. Когда Владимир уезжал, Граф даже не проводил его взглядом — только зелёные глаза, казалось, вопили: «А я? Разве я не семья?»
На следующий вечер позвонил друг Игорь, хозяин дачи: «Володя, кот сбежал. Прорыл под сеткой. Следы ведут к шоссе, в сторону города». Тридцать вёрст, две оживлённые трассы, дачные посёлки с бродячими псами. У Графа, выросшего в четырёх стенах, шансов не было. Владимир лишь чертыхнулся. Он понимал — Ольга, в своём материнском безумии, не виновата. В их махонькой квартире выделить коту угол было невозможно, да и он, с кошачьей гордыней, не вынес бы заточения. Но грызущее чувство вины не отпускало.
Жизнь потекла дальше. Май принёс цветущие вишни, лето — зной и тополиную метель. Леонид научился сидеть и рьяно ползал по манежу. И вот в один душный июльский день входная дверь затряслась от странных ударов, будто били мокрым веником. «Володя, посмотри, кто там!» — крикнула Ольга из комнаты. Владимир, копошившийся на балконе, приоткрыл дверь на цепочку — и обомлел. В щель просочилось что-то костлявое, облезлое, с шерстью клочьями. Это «что-то» стремглав рвануло к манежу Леонида.
Ольга вскрикнула, выронив чашку, когда узнала Графа. Кот, исхудавший до тени, встал на задние лапы, упёрся передними в край манежа и заурчал, как старый «Запорожец». «Граф…» — голос Ольги дрогнул, слёзы покатились градом. «Ах ты, бродяга!» — Владимир подхватил кота, ощупал. Жив, хоть и грязный, как угольщик. Без слов они бросились в ванную. Графа нужно было спасать от грязи и паразитов.
День, хоть и выходной, превратился в кавардак. Кота мыли, сушили, откармливали. Владимир рванул в магазин за кормом, потому что Граф, бывший недотрога, стащил со стола корку чёрного хлеба и сожрал её в мгновение ока. Купил самый дорогой «Пурину», а Ольга слала сообщения: «Граф играет с Лёней! Он мурлычет, Володя, громче самовара! Лоток помнит!» Владимир шёл домой, и сердце ликовало — семья снова была в сборе: двое взрослых, их «ангелочек» Леонид и его усатый страж Граф, который, оказываясь рядом с малышом, будто прятал когти в ножны.
Граф стал ревностным защитником Леонида. Даже на бабушек рычал, когда те навещали. Родня, прежде морщившаяся при виде кота, теперь задумалась о своём. А Ольга расцвела. Чувство вины за изгнание Графа наконец отпустило. Она убедилась: без кота и дом пуст…
