**Дневник**
Серафима почувствовала, что здоровье стало подводить. Ноги отказывали, голова болела часто, сердце колотилось, будто хочет вырваться из груди. А руки…
Даже полведра воды принести не могла. В районной больнице поставили диагноз — гипертония и сердечная недостаточность. Выдали гору таблеток и тонометр, с которым теперь придётся жить до конца.
— Вот так напасть! Откуда всё взялось? — размышляла она. — Как теперь жить по-другому? Всю жизнь трудилась, усталости не знала. А теперь вот…
Припомнились слова врача:
— Берегите себя, избегайте нагрузок, больше отдыхайте, гуляйте…
— Легко сказать! Видно, деревенской жизни не нюхали. А у меня овцы, огород, дрова, вода… Всё требует сил. Да и помочь некому — свои заботы у каждого.
Мужа похоронила пять лет назад. Ушёл тихо, во сне.
— Бабье-то век длиннее, — вздохнула Серафима. — Лаврентия Господь не обидел, почти семь десятков прожил. А теперь, видно, и моё время подходит…
Мысль о скором конце пугала и грызла сердце.
— Пока человек в силах — живёт. А как немощь придёт — мука начнётся, — покачала головой. — Как же быть-то?
Вопрос не был праздным. Три дочери, которых растили с мужем в поте лица, жили отдельно. Две — в городе, в деревню наведывались редко, да и то по делам своим, а не проведать мать.
Старшая, Вера, всё твердила про дачников:
— Мам, пускай бы кто дом снимал на лето! Места ведь красивейшие: река, поля… Деньги лишними не бывают.
— Сама бы приезжала, коли так хорошо тут.
— Мам, ну Саша же любит море…
Серафима знала. Была у них разок — больше не захотела. Зять — скряга редкий. Жадность так и сквозила в каждом слове.
Помнила, как он допытывался у Веры:
— Почём мясо взяла? Дешевле не нашла? Пирожные зачем? Деньги транжиришь! Так мы свой дом никогда не построим…
Вера молчала — спорить бесполезно.
А Серафима думала:
— Зачем честное добро менять на пустое? Живи в радость, цени что есть. Зависть — худший враг, она человека изнутри съедает.
Дочь постепенно стала такой же.
Однажды подслушала, как зять наставлял Веру:
— Уговори мать дом продать. Нам долю отдаст…
— А мать куда?
— У неё ещё две дочери есть.
С тех пор Серафима к ним не ездила.
Средняя, Надежда, матерью вовсе не интересовалась. Приезжала — себя показать. В мини-бикини по двору похаживала, за что деревенские прозвали её «блатной». В огород зайдёт — ягодку сорвёт, а сорняк выдернуть — ни за что! Маникюр бережёт.
Последний раз нагрянула после третьего развода.
— В кого она такая? — удивлялась Серафима. — Первый муж — золото, и Костя в него удался. А ей с порядочными скучно!
Внука Костю забрал отец — мешал Надьке «личную жизнь» устраивать.
Каждое лето внук гостил в деревне. После смерти деда с ним стал приезжать и отец. Дела по хозяйству подправлял, сено заготавливал — руки золотые. Костя во всём помогал.
Бабуля радовалась, глядя на них.
После четвёртого класса внук поступил в суворовское училище — с детства мечтал о погонах. Письма писал регулярно.
Серафима представляла, как однажды в деревню приедет статный офицер, и сердце её наполнится гордостью.
Младшая, Люба, — отрада матери. Жила в соседнем селе с мужем Арсением. Семья крепкая, домовитая. Сестёр сторонилась — видела, как те к матери относятся.
Часто навещала, прижималась, как в детстве, и подолгу сидела молча, словно боясь спугнуть ту тихую радость, что теплилась в душе.
Со смертью Лаврентия они стали ещё ближе. Люба звала мать перебраться к ним.
Серафима отказывалась — пока силы были.
Но теперь…
Дом, в котором прожила всю жизнь, покидать не хотелось. Но выбора не было.
**
Люба не торопила мать — та должна была свыкнуться с мыслью о переезде.
А Серафима, окидывая взглядом родные стены, постепенно смирялась. Не она первая, не она последняя…
К концу сентября, когда зарядили холодные дожди, решение созрело.
Перед отъездом сходила на могилу к мужу.
— Вот и я, Лавруша. Может, в последний раз… Заболела я. Видно, недолго мне осталось. Скоро там встретимся… А пока — поживу у Любы. Она у нас настоящая дочь.
Девки и не знают, что завещание написала.
Дом — Любочке. Она одна заслужила.
**
В воскресенье Люба с мужем приехали.
Окна не были заколочены.
— Не настаивай, — прошептала Люба. — Степан присмотрит.
Серафима лежала лицом к стене. Вещей собрано не было. На столе — стопка фотографий и сложенный листок.
Завещание.
Люба рванулась к кровати, дотронулась до плеча…
**
Похоронили Серафиму рядом с мужем.
Вера приехала с зятем — оценить дом.
После поминок Люба положила на стол завещание и вышла.
За стеной — тишина.
Когда вернулась, сёстры сидели, потупив взгляд.
На обороте листа было написано:
«Спасибо, Любушка. Ты — настоящая дочь. Пусть сёстры одумаются. Не дай Бог, чтобы их дети так же относились к ним, как они ко мне».
Вечером сёстры уехали молча…
