Вот тебе переработанная история, как будто я лично тебе её рассказываю:
Начальник колонии попросил заключённую присмотреть за его сыном. А потом она запела ему колыбельную, и он аж замер — мелодия показалась до боли знакомой.
Сергей Васильевич уже в третий раз почувствовал, как телефон в кармане настойчиво вибрирует. Наконец, отпустив подчинённых, он выхватил трубку:
— Алё?
Сперва тишина, а потом — раздражённый голос воспитательницы из детского сада:
— Сергей Васильевич, ну сколько можно звонить?!
Он вздрогнул — совесть зашевелилась.
— Простите, Ирина Викторовна, совещание было. Что случилось?
— Ваня температурит. Ничего серьёзного, просто ОРВИ, но в группе оставить нельзя. Забирайте, он уже час в медкабинете сидит.
— Да понимаете, я на работе, сорваться не могу…
— Ваши проблемы, Сергей Васильевич. Если ребёнка не жалко — как хотите.
Ирина Викторовна могла быть жёсткой, но дети её обожали. Она с ними — ласковая, заботливая, настоящая вторая мама.
Сергей Васильевич на ходу накинул куртку и крикнул Наде:
— В сад за Ваней! Заболел. На работу не потащу — разберусь, позвоню.
Даже не дослушал её ответ. Всё в его жизни теперь было на бегу — будто боялся, что если остановится, нахлынут воспоминания о Лене.
Они с Надей когда-то вместе пришли работать в колонию. Лена трудилась в снабжении. Когда Сергея перевели сюда, у Нади уже был муж и ребёнок. Через год он и Лена поженились. Счастью не было предела — сироте, которого в десять лет взяли приёмные родители, такое везло редко.
А потом родился Ваня. Сергей дуре́л от счастья, а Лена смеялась и гнала его пелёнки развешивать. Казалось, так будет всегда — пока она не заболела.
Сначала отмахивалась: «Пустяки». Но он видел, как она тает на глазах. Сам записал её к врачу, оставив Ваню с крёстной Надей. Через несколько дней из клиники позвонили: «Приезжайте одни».
Приговор был коротким: несколько месяцев. Не больше.
Дома Лена встретила его взглядом и всё поняла.
— У врача был?
Он кивнул, комок в горле.
— Ну и хорошо, — она грустно улыбнулась. — Я не знала, как тебе сказать.
— Ты… знала?
— Чувствовала.
Через два месяца её не стало. За неделю до Ваниных четырёх лет. Они вдвоём отметили день рождения, а когда Сергей уложил сына, слёзы хлынули впервые после её похорон.
В саду его уже ждала Ирина Викторовна.
— Сергей Васильевич, понимаю, вам тяжело. Но ребёнок требует внимания.
Он машинально улыбнулся. Суровая воспитательница была с детьми нежной, как мать.
Ваня на руках спросил:
— Пап, мы домой?
— Не знаю, сынок. На работу тебя не возьму, одного оставить не могу…
Оглянулся и шёпотом:
— Может, сам дома посидишь? Мультики посмотришь?
Ваня хитро прищурился:
— А если я температурить начну? Или спички найду? Детей одних оставлять нельзя!
Сергей фыркнул. Со спичками Ваня и правда бы не шалил, но мысль о температуре зацепила.
— Ладно. Пойдёшь со мной, посидишь у тёти Нади.
— Только не она! — Ваня надулся. — Она меня к своим девчонкам отправит, а они заставляют буквы учить!
У Нади было две дочери, и младшая, хоть и почти ровесница Ване, командовала им, как куклой.
— Есть другие варианты? — усмехнулся Сергей.
Ваня вынырнул из шарфа:
— Позови тётю Олю!
— Кого?!
— Заключённую Волкову!
Сергей замер. Волкова сидела за ерунду — просто оказалась не с теми людьми. В колонии её ценили: убирала, готовила, даже в медчасть помогала. Начальство её хвалило.
Но оставить с ней сына?
Он позвонил Наде. Та выслушала и осторожно сказала:
— Странно, но Оля — девушка надёжная. Ни разу не подвела. Приводи, поговорим.
Через полчаса Оля стояла на пороге, глаза испуганные:
— Сергей Васильевич, что-то не так? Я вчера всё убрала…
— Всё в порядке, — он смутился. — Ваня приболел, а мне на работу. Не могла бы ты…
Оля улыбнулась:
— Конечно. Не волнуйтесь.
Он сунул ей лекарства и список от врача:
— Я позвоню.
Работы было столько, что пришлось задержаться. Первый звонок — проверить, как дела. Оля ответила, потом трубку взял Ваня, радостный:
— Мы в «медведей» играем!
— В каких ещё медведей?
— Ну, они едят, спят и рычат! Вот я и ем, даже когда лекарство, и сплю!
Сергей рассмеялся — сам бы не догадался так уговорить сына.
Второй раз позвонил предупредить, что задержится.
— Температура спала, Ваня играет, — успокоила Оля.
Домой он вернулся поздно. Тихо вошёл — думал, сын спит. Но из комнаты лился тихий голос: Оля пела колыбельную.
Сергей замер. Эту песню ему пела мама.
Когда Оля вышла, он спросил дрожащим голосом:
— Ты… откуда знаешь?
Оля потупилась:
— Мама пела. Слов не помню, а мелодия — всегда со мной. В детдоме её в старой книге нашла…
— Ты… из детдома?
— Не совсем. Меня брали приёмные, но возвращали. Не прижилась.
У Сергея перехватило дыхание.
Он долго сидел на кухне, вспоминая. Их с сестрой привезли в детдом после пожара, где погибли все. Он тогда отвернулся от неё, обвиняя в чём-то, чего она не совершала.
Потом набрал Надю:
— Можно ускорить дело Волковой? Пусть Тимофеев документы принесёт.
Ночью он подал рапорт. Начальство вызвало его наутро:
— Сергей Васильевич, что за спешка?
— Сам детдомовский. Знаю, как там ломается судьба.
Дело пересмотрели. Оказалось, Волкову «подставили» — чтобы прикрыть чьи-то махинации. Через месяц судимость сняли.
У ворот её ждали Сергей и Ваня.
— Вы? Что случилось?
Сергей вздохнул:
— Да. Мне нужно извиниться. Мы с тОля улыбнулась сквозь слезы и обняла брата, а Ваня тут же вцепился им обоим в ноги, радостно крича: «Теперь у меня есть тётя!»
