В соседке грянул звон. Устинья, отшвырнув кастрюлю, рванула туда. Ванька растерянно пялился на осколки вазы.
«Ну что ты натворил?» рявкнула бабка и шлёпнула внука мокрым полотенцем по спине.
«Баб, я сейчас уберу!» засуетился он, кинувшись к осколкам.
«Я тебе уберу!» и полотенце снова хлопнуло по спине. «Сиди на кровати и не дёрься!»
Прибрала, вернулась на кухню. На полу лужа с рассыпанной картошкой, слава богу, сырой. Собрала, перемыла, сунула в печь. Села и заревела, мысленно костеря дочь:
«Ну почему у всех как у людей? А у меня? Мужа нет, у дочки тем более. Хоть бы так и осталось. Ан нет потащилась в город на вокзал, сейчас нового мужика-зэка на мою голову привезёт. Говорит, хороший. Три года с ним переписывалась. Любовь у них, а в глаза не видела. И теперь он тут жить будет. Мало того, что её с внуком кормлю, так ещё и его поить-кормить? Не бывать этому! Я его так изведу, что сбежит, как миленький.»
«Баб, можно на улицу?»
«Иди, иди! Только оденься нормально. И к реке не подходи лёд вот-вот тронется.»
«Ладно!»
Кажется, приехали. Устинья глянула в окно. Видно, как у него всё лицо в шрамах. «Ну и дура же ты, дочка! Мало того, что зэк, так ещё и страшила!»
Дверь распахнулась. Вошли.
Фекла жениха привела.
«А я как раз к нему», ухмыльнулся участковый. «Справку об освобождении проверю. Да и вообще кто такой твой зять?»
«Иди! Они как раз обедают. Только он мне не зять и никогда им не будет!»
***
Пошла Устинья за внуком. Да и искать-то не надо вот он, с пацанами носится. Но домой идти не хотелось. Постояла, потрепалась с соседками. Делать нечего пора назад.
Увидела здоровенные чурбаны. «Как их расколоть?» Зашла в сарай, схватила топор, начала откалывать щепки от самого маленького. Замахнулась и вдруг чья-то сильная рука перехватила топорище.
«Тёть Устинья, давайте я попробую!»
«Давай», буркнула она, исподлобья глянув на зятя.
Тот провёл пальцем по лезвию, поморщился:
«Есть брусок?»
«Зайди в сарайчик, там мастерская у покойного мужа была.»
***
Зашёл Егор в мастерскую глаза разбежались. Чего тут только нет! Включил наждак работает. Наточил топор, прихватил колун, что стоял рядом.
Вышел и давай чурбаны колоть пополам, а потом на поленья рубить. Устинья стояла в сторонке, сначала нахмурившись, потом неуверенно присела на чурку. Егор работал молча, ровно, не спеша но и не тянул. Пот со лба у него стекал, рубаха прилипла, а он только рукавом по лицу и снова за дело. Когда последнее полено треснуло пополам, он выпрямился, переводя дух:
Дровишки не бабушкины слёзки. Нельзя их в одиночку колоть. Надо скажете, ещё наколю.
Она не ответила, только кивнула и пошла в дом. Через полчаса поставила на стол большую миску щей, положила хлеб, сала и третью тарелку поставила. С краю. Рядом ложку.
