Муж высадил меня на трассе со словами: «Никому ты не нужна». А через час за мной приехал лимузин, который он видел только в кино.
Продать. И без этих твоих трагических вздохов, Ксюша.
Голос Ростислава, моего мужа, резал по живому, пока я смотрела в окно на старые липы. Те самые, под которыми мы с бабушкой в детстве прятали «секретики».
Рост, я же просила. Мы договаривались не трогать эту тему.
Кто это «мы»? Я договаривался? Я просто дал тебе время смириться с неизбежным.
Он прошелся по комнате, хозяйским жестом провел пальцем по пыльной крышке пианино. Будто уже оценивал товар перед продажей.
Это не просто квартира. Это память.
Памятью сыт не будешь. А мне нужен стартовый капитал. Ты же хочешь, чтобы у твоего мужа был успешный бизнес? Или тебе нравится, что мы живем от зарплаты до зарплаты?
Каждое его слово было взвешенным. Он всегда бил точно в цель в мое чувство вины. В страх показаться плохой, неблагодарной женой.
Но я обещала Бабушке.
Ростислав презрительно хмыкнул.
Обещала она. А я пообещал себе стать успешным мужчиной, а не сидеть в этой развалюхе, пропахшей нафталином и твоими воспоминаниями.
Он подошел ближе, заглядывая мне в глаза. Его взгляд был тяжелым, будто он физически вдавливал меня в старое кресло.
Послушай, я все понимаю. Тебе сложно. Но это единственное правильное решение для нашей семьи.
«Нашей семьи». Он всегда использовал эту фразу, когда хотел, чтобы я делала то, что выгодно ему. Когда нашей «семье» нужно было, чтобы я отказалась от встречи с подругами. Когда «семье» требовался кредит на его машину.
Я не могу, Рост.
Слова прозвучали тихо, почти неслышно. Но он услышал.
Что значит «не могу»? Ты вообще понимаешь, что без меня ты ноль? Пустое место? Кому ты будешь нужна со своими принципами и обещаниями мертвым?
Он не кричал. Говорил буднично, почти лениво, и от этого становилось еще страшнее. Будто констатировал факт, который все, кроме меня, давно поняли.
Ты хорошо подумай, Ксения Львовна. У тебя есть неделя. А потом мы все равно сделаем по-моему. Просто потому, что я так решил.
Он развернулся и вышел из комнаты, оставив меня наедине с гулким эхом его слов и запахом пыли, который вдруг стал невыносимо тяжелым.
Следующие несколько дней он играл роль идеального мужа. Приносил свежевыжатый сок по утрам, целовал перед выходом на работу, присылал нежные сообщения.
«Думаю о тебе», прилетело от него среди дня.
Я смотрела на экран телефона, и по рукам пробегал дрожащий холодок. Это была его старая тактика: сначала удар, потом обманчивая нежность. Чтобы я расслабилась, потеряла бдительность и снова поверила, что он моя опора.
Вечером я решила сделать последнюю попытку. Встретила его ужином, надела платье, которое ему нравилось.
Рост, давай поговорим. Спокойно.
Он снисходительно кивнул, отправляя в рот кусок мяса.
Я все понимаю про твой бизнес. Я верю в тебя и хочу помочь. Но давай найдем другой способ? Я могу взять подработку, мы можем получить кредит под залог машины
Ростислав перестал жевать. Он медленно положил вилку на тарелку.
Кредит? Ты предлагаешь мне залезть в долговую яму? Загнать себя в кабалу, когда у нас под носом лежат «мертвые» деньги?
Это не «мертвые» деньги, это мой дом!
Это наша общая квартира, в которой мы живем. И она должна работать на нашу семью, а не быть мавзолеем твоих детских фантазий.
Он поднялся из-за стола, нависая надо мной.
Я думал, ты меня поддерживаешь. А ты, оказывается, просто боишься, что я стану успешным. Тебе нравится, когда я от тебя завишу? Признайся.
Это был удар ниже пояса. Он переворачивал все с ног на голову, выставляя меня эгоисткой и манипуляторшей.
Мои попытки договориться были обречены. Апофеоз наступил в субботу.
Звонок в дверь. На пороге стоял Ростислав, а рядом с ним блестящий мужчина в дорогом костюме, с хищным взглядом оценщика.
Ксюша, познакомься, это Семен Аркадьевич, мой старый приятель. Он как раз проезжал мимо, решил зайти.
Мужчина говорил это с широкой улыбкой, но в его глазах танцевали холодные огоньки. Он наслаждался моим унижением.
Семен Аркадьевич вошел в квартиру, не разуваясь. Он оглядывал стены, потолок, заглядывал в комнаты.
Да, расположение отличное, бросил он через плечо Ростиславу. Центр, старый фонд. Покупатель найдется быстро. Ремонт, конечно, весь под снос.
Я стояла посреди коридора, а по моему дому ходил чужой человек, прикидывая, как бы его быстрее разрушить. Ростислав делал вид, что это просто дружеская беседа.
В тот момент я вспомнила последние слова бабушки. Она лежала на той же кровати, в той же комнате, и, взяв меня за руку, сказала: «Ксюша, не отдавай этот дом. Что бы ни случилось. Это не стены, это твоя крепость. Мужчины приходят и уходят, а твоя крепость останется с тобой».
Тогда я не поняла всей глубины ее слов. А теперь поняла.
Когда они ушли, Ростислав вернулся на кухню, сияя от восторга.
Слышала? Он сказал, цена будет отличная! Через пару месяцев мы с тобой будем лежать на Мальдивах, забудешь про свою развалюху.
Он попытался обнять меня, но я отстранилась. Внутри что-то оборвалось. Ненависти еще не было. Была только глухая, звенящая пустота на месте того, что когда-то было любовью.
Пустота быстро нашла, чем заполниться.
На следующий день он привел свою мать, Ирину Борисовну. Она вошла, поджав губы, и с порога заявила:
Ну, раз сама не можешь разобраться со своим хламом, придется помочь. Ростислав не может ждать вечно, пока ты тут в детство играешь.
Они принесли с собой коробки и мешки для мусора. И начали. Начали методично разрушать мою жизнь.
Ирина Борисовна с озлоблением выгребала из шкафа бабушкины книги, перевязанные веревкой письма, стары
