Мать, свекровь и я — на пределе

Ты уверена, что ребёнку не навредит, если ты будешь крошить свёклу? спросила свекровь, вспенивая в кастрюле густой щи.

Мам, уже третий день она варит тот самый щи, вздохнул Глеб. Можно я доем и схожу на работу?

Этот щи целебный! свекровь подняла ложку как жезл. А твоя мать вообще солит, будто из пушек. Такому малышу точно вредно!

Простите, я уже троих родила, спокойно произнесла Алёна Петровна, мать Лиды, вытаскивая из холодильника большую кастрюлю. И все живы. А это щи с фасолью. Белок!

Свекровь, фасоль тяжёлая еда! Мы же не в деревне!

А у нас не в больнице! парировала Алёна Петровна.

Лида сидела на кухонном табурете, обнимая свой живот и мечтая, чтобы ктонибудь выключил звук. Беременность уже подкралась к седьмому месяцу, и раньше ей казалось, что главное не тошнить. Теперь она знала: главное не потерять рассудок между двумя женщинами, каждая из которых уверена, что её совет «лучше».

Свекровь переехала сразу, как только услышала о беременности. «Внук! Первый! У вас места мало, а я помогу». Мать Лиды через неделю после: «Ты одна, я всё бросаю и еду». Так в крошечной двухкомнатной квартире поселилось три хозяйки.

Я беременна, а не больна, прошептала Лида мужу на ухо, когда он пришёл вечером.

Я знаю. Терпи. Всё скоро пройдёт. Мама после родов уедет.

А моя?

А твоя может, тоже. Может, они подружатся?

Но подружились они не смогли. Началась гонка.

Сначала в уборке. Утром мать Лиды мыла полы, к обеду свекровь снова перемывала, «потому что сквозняк, пыль, инфекция». Потом в покупках. Детские бодики появились в трёх размерах 56, 62 и 74, все розовые, хотя никто не знал, кто же родится.

Главным полем битвы стало креслокачалка.

Я его выбрала! заявила свекровь.

А я купила! возразила Алёна Петровна.

Я первой о нём сказала!

Я первой занесла!

Оно будет в моей комнате, торжественно подытожила свекровь.

С какой стати?! возмутилась Алёна Петровна. Лида будет кормить в кресле. Пусть стоит у неё.

Я планировала спать в кресле после родов, тихо вставила Лида. С малышом.

Зачем тебе? Ты устанешь! Пусть ребёнок со мной! воскликнула свекровь.

Или со мной! не уступала мать.

А я, простите, где?! не выдержал Глеб. Я отец, к слову!

Ты можешь спать на кухне, там диванчик, хором сказали обе.

На следующее утро кресло исчезло. Ни в комнате Лиды, ни у свекрови, ни у Алёны Петровны его не было.

Где кресло? спросила Лида.

Переехало, отрезала свекровь.

Спрятано, прошипела мать.

Война достигла апогея. На кухне теперь варили не щи, а холод. Молча. С отрывистыми взглядами. Глеб задерживался на работе. Лида ела йогурты в ванной.

Я больше не могу, сказала она вечером. Это мой ребёнок. Моё тело. Моя жизнь. Я не просила этих «подвигов».

Ну они хотят помочь, мялся Глеб.

Они хотят контролировать. А ты молчишь, потому что привыкла. А я нет.

В ту ночь Лида плохо спала. Утром, не позавтракав, пошла по объявлениям. К обеду вернулась с ключами.

Что это? спросил Глеб.

Снимаем квартиру. Двушку. Светлую. Я уже подписала договор.

Лида

Я не ухожу от тебя. Я ухожу к себе. Если хочешь поедем вместе. Если нет увидимся на выписке.

Он молчал.

Через полчаса она вышла с чемоданом. У подъезда стояла та же качалка, вязаный плед, подушка с котятами. Она улыбнулась, затем позвонила в «благотворительный приём». Через два часа кресло исчезло.

Новая квартира пахла краской и свежестью. Лида распаковала вещи, расставила банки с кремами, заварила мятный чай, включила музыку и впервые за долгое время просто полежала на диване.

Три дня спустя пришёл Глеб с рюкзаком.

Здесь невозможно. Они не разговаривают. Ужин как на похоронах.

А здесь?

Здесь можно дышать. Я понял. Ты не только мать. Ты человек.

В августе родился мальчик, вечером, без качалки, но с любовью. Свекровь и Алёна Петровна приезжали по очереди, по расписанию, с щами в контейнерах.

Мы поняли, сказала свекровь. Креслокачалка нам не спасёт.

Главное не качать нервы, вздохнула Алёна Петровна.

Лида держала сына на руках и думала: щей может быть сколько угодно, а место в жизни только одно. И оно её.

Через две недели после родов Лида впервые надела джинсы. Они были чуть свободнее, чем до беременности, но главное это была не пижама и не халат.

Мне кажется, я снова человек, сказала она, поворачиваясь к Глебу. Он в тот момент кормил сына из бутылочки, будто делал это всю жизнь.

Ты всегда человек. Даже в халате.

Спасибо. Ты тоже ничего, даже в футболке с пятном от каши.

Смех лёгкий, настоящий, такой, каким не пахло в той квартире с тремя щами.

Жизнь начала выстраиваться: утром кормление, потом сон, потом прогулка; в обед душ, кофе и, если повезёт, тридцать минут для себя. Глеб взял отпуск, и это стало спасением.

Папа, смотри! Я умею переодевать, качать, даже укачивать под «Короля льва». Это тоже вклад, да? гордо сказал сын.

Ещё какой вклад. Ты лучший.

Но наступил день, которого Лида боялась.

Леночка, мы бы хотели приехать к внуку. Я в пятницу, твоя мама в субботу. Мы договорились.

Лида вздохнула. Внутри зашевелился тот же холод, который стоял на кухне, когда звучала фраза «у нас не так принято».

Давайте по часу. Сначала одна, потом другая. Без еды, без щей. Только внук. Без оценок. Условия такие. Подходит?

На том конце провода пов

Оцените статью
Мать, свекровь и я — на пределе
Тень измены