Чтобы избежать стыда, она согласилась жить с горбатым мужчиной… Но когда он шепнул свою просьбу, она присела от неожиданности.

— Ваня, это ты, родной?
— Да, мама, я! Прости, что так поздно…

Голос матери, дрожащий от волнения, прозвучал из темноты прихожей. В руках она держала керосиновую лампу, будто ждала его всю ночь.

— Ванюша, мое сердце, где ты пропадал до полуночи? Уже давно темно, звёзды сверкают, как глаза волка в лесу…
— Мам, мы с Серёжей уроки делали. Время незаметно пролетело. Прости, что не позвонил. Ты же плохо спишь…
— А может, к девушке бегал? — вдруг прищурилась она. — Уж не влюбился ли?
— Да ну тебя! — рассмеялся Иван, снимая сапоги. — Какие девушки? Кому я нужен — горбатый, с руками, как у медведя, и головой, будто перекати-поле?

Но в её глазах мелькнула боль. Она видела не уродца, а сына, которого вырастила в нищете, холоде и одиночестве.

Иван и правда не был красавцем. Низкорослый, сутулый, с длинными руками и большой головой, покрытой вьющимися волосами. В детстве его дразнили «лешим» и «чудиком». Но он вырос — и стал больше, чем просто человек.

Они с матерью, Галиной Степановной, переехали в деревню, когда ему было десять. Бежали от города, от бедности, от позора — отца посадили, мать бросила. Остались вдвоём. Двое против всего мира.

«Не жилец твой Ванька, — ворчала соседка Марфа. — Скоро сгинет, как дым».

Но Иван не сгинул. Он вцепился в жизнь, как плетень в землю. Работал, дышал, жил. А Галина, с руками, изуродованными тяжёлым трудом, пекла хлеб для всей деревни. Десять часов в день, год за годом, пока не сломалась.

Когда она слегла, Иван стал для неё всем — и сыном, и нянькой, и сиделкой. Он стирал, готовил, читал ей старые газеты. А когда она умерла — тихо, как угасает свеча, — он стоял у гроба, стиснув зубы. Слёз уже не было.

Но люди не забыли. Соседи приносили еду, помогали. А потом к нему стали приходить. Сначала мальчишки, которым нравилась техника. Иван работал в радиоузле — чинил приёмники, мастерил антенны. У него были золотые руки, хоть и неуклюжие.

Потом появились девушки. Сначала — просто попить чай с вареньем. Потом — засиживались. Смеялись. Разговаривали.

И однажды он заметил: одна из них — Ольга — всегда уходила последней.

— Ты не спешишь? — спросил он однажды.
— Некуда спешить, — тихо ответила она. — Мачеха дома меня ненавидит. Братья грубые, отец пьёт. У подруги живу, но и там не навсегда… А у тебя — тихо. Здесь я не чувствую себя чужой.

Иван посмотрел на неё — и впервые понял, что может быть кому-то нужен.

— Живи у меня, — сказал он просто. — Мамина комната пустует. Ты будешь хозяйкой. А я… я ничего не попрошу.

Люди зашептались.

«Горбун и красавица? Смех да и только!»

Но время шло. Ольга убирала, готовила, улыбалась. А Иван работал и молча заботился.

А когда она родила сына, мир перевернулся.

— На кого похож? — спрашивали в деревне.

Но мальчик, Алёша, смотрел на Ивана и кричал: «Папа!»

И Иван, который никогда не думал, что станет отцом, почувствовал, как в груди загорается тепло.

Он учил Алёшу чинить розетки, рыбачить, читать. А Ольга, глядя на них, говорила:

— Тебе надо найти женщину, Ваня. Ты не должен быть один.
— Ты мне как сестра, — отвечал он. — Сначала тебя замуж выдам. А потом… потом видно будет.

И такой человек нашёлся. Добрый, работящий.

Сыграли свадьбу. Ольга уехала.

Но однажды Иван встретил её и сказал:

— Отдай мне Алёшу.
— Что? — удивилась она.
— Я знаю, Оля. Когда родятся свои, сердце изменится. А Алёша… он не твой. Но я… я не могу без него.
— Я не отдам!
— Не отнимаю, — тихо сказал Иван. — Пусть живёт со мной. Ты сможешь навещать.

Ольга задумалась. Потом спросила сына:

— Алёш, с кем ты хочешь жить — со мной или с папой?
Мальчик, не задумываясь, ответил:
— С папой! А ты, мама, приходи в гости!

Так и осталось.

Алёша жил с отцом. Но однажды Ольга вернулась:

— Нас переводят в город. Я забираю сына.

Алёша вцепился в Ивана:

— Не поеду! Я с папой!

— Ваня… — прошептала Ольга. — Он… не твой.
— Я знаю, — сказал Иван.

Но мальчик сбегал обратно. Каждый раз.

В конце концов Ольга сдалась:

— Пусть остаётся. Он выбрал.

Потом новая глава.

У соседки Насти утонул муж. Пьяница, деспот.

Иван стал заходить к ней — то молоко принести, то крышу починить. Потом — просто пить чай. Разговаривать.

Они сблизились. Медленно. По-взрослому.

Ольга писала письма. Сообщила: у Алёши родилась сестра — Лиза.

— Приезжайте, — написал Иван. — Семья должна быть вместе.

Через год они приехали.

Алёша не отходил от сестры. Носил на руках, пел ей.

— Сынок, — уговаривала Ольга. — Переезжай к нам. В городе школы лучше…
— Нет, — качал головой Алёша. — Я не брошу папу. И тётю Настю я уже как сын.

Потом школа.

Когда ребята хвастались отцами-лётчиками, инженерами, Алёша гордо говорил:

— Мой папа чинит всё. Он — мой герой.

Прошли годы.

Настя и Иван сидели с Алёшей у печки.

— У нас будет ребёнок, — сказала Настя.
— А меня… вы не прогоните? — прошептал Алёша.

Настя обняла его:

— Ты мой сын. Я мечтала о тебе!

— Сынок, — сказал Иван. — Ты — мой свет.

Родился Миша.

Алёша держал брата, как драгоценность.

— У меня есть сестра и брат. И папа. И