Сын решил за меня
Татьяна Ивановна разложила на кровати свой лучший костюм и принялась его гладить. Завтра у неё важная встреча с директором пансионата, и хотелось выглядеть достойно. В семьдесят три года она ещё держалась молодцом, но сегодня чувствовала себя загнанной в угол.
— Мам, ты готова? — крикнул Артём из прихожей. — Машина ждёт внизу!
— Какая машина? — удивилась Татьяна Ивановна, выглядывая из спальни. — Мы же завтра едем смотреть этот… как его… дом престарелых.
— Не дом престарелых, а пансионат для пожилых, — поправил сын, заходя с чемоданом. — И не завтра, а сегодня. Я же вчера говорил.
— Артём, я ничего не помню про сегодня. У меня завтра приём у врача, а послезавтра записана к парикмахеру.
Сын остановился и пристально посмотрел на мать.
— Мам, какой врач? Какой парикмахер? Мы с Алёной всё обсудили. Тебе нужен уход, а мы не можем…
— Погоди, погоди, — Татьяна Ивановна отложила утюг и села на кровать. — О каком уходе речь? Я сама справляюсь. Готовлю, убираю, цветы поливаю.
— Мам, ты вчера плиту на ночь не выключила. Позавчера ключи потеряла и до часу ночи на лестнице сидела, пока соседка Вера Семёновна тебя не нашла.
Татьяна Ивановна нахмурилась. Что-то такое действительно было, но детали выскальзывали из памяти, как песок сквозь пальцы.
— Ну и что? У всех бывает. Ты сам в молодости ключи забывал.
— Мам, это не просто забывчивость. Доктор Петров сказал…
— Какой ещё доктор Петров? Я к нему не ходила!
— Ходили. Мы с тобой были у него на прошлой неделе. Ты жаловалась на головные боли.
Татьяна Ивановна попыталась вспомнить, но в голове было пусто. Неужели она и вправду была у врача?
— Даже если и ходила, это не повод меня куда-то отправлять, — сказала она с вызовом.
— Мам, никто тебя не отправляет. Просто там будет присмотр, лечение, общение…
— Не хочу я с чужими стариками общаться! — Татьяна Ивановна встала и зашагала по комнате. — Это моя квартира, мой дом. Вся моя жизнь здесь.
Артём тяжело вздохнул и опустился в кресло.
— Мам, я понимаю, как тебе тяжело. Но подумай о нас. Алёна работает, я работаю, дети в школе. Мы не можем каждый день проверять, как ты там.
— А кто вас просит? Живу же я как-то.
— Живёшь? — Артём достал телефон и показал экран. — Вот звонки за месяц. Тридцать раз ты звонила мне на работу, потому что не могла найти очки. Они были у тебя на лбу. Двадцать раз звонила Алёне, забывая, какой сегодня день. Пять раз вызывала слесаря, потому что не могла открыть дверь своими же ключами.
Татьяна Ивановна смотрела на экран, и внутри всё сжималось. Неужели она и вправду стала такой беспомощной?
— Это временно, — слабо сказала она. — Просто устала. Отдохну — и всё наладится.
— Мам, доктор сказал, что это прогрессирует. Само не пройдёт.
— Что прогрессирует? — испугалась Татьяна Ивановна.
Артём помолчал, подбирая слова.
— Начальная стадия деменции. Пока не страшно, но без наблюдения будет хуже.
Слово «деменция» прозвучало как приговор. Татьяна Ивановна опустилась на кровать и закрыла лицо руками.
— Я не хочу быть сумасшедшей старухой, — прошептала она.
— Ты не сумасшедшая, мам. Просто стала забывчивой. В пансионате есть программы, лекарства, которые помогут.
— А если я не хочу?
Артём встал и подошёл к окну.
— Мам, выбора нет. Я уже внёс задаток. Документы оформлены.
Татьяна Ивановна резко подняла голову.
— Какие документы? Без моего согласия?
— У меня есть доверенность. Ты сама её подписала, когда лежала в больнице после падения.
— Не помню, чтобы что-то подписывала!
— Помнишь или нет, но она есть. По закону я могу решать за тебя.
Татьяна Ивановна почувствовала, как накатывает паника. Выходит, сын может распоряжаться её жизнью?
— Артём, ну пожалуйста, — схватила она его за руку. — Давай попробуем иначе. Возьмём сиделку, я буду лечиться…
— Мам, мы это обсуждали. Хорошая сиделка — пятьдесят тысяч в месяц. Плюс лекарства, врачи. У нас таких денег нет.
— А пансионат дешевле?
— Намного. Там всё включено.
Татьяна Ивановна подошла к окну. Во дворе играли дети, мамы сидели на скамейках. Обычная жизнь, которая теперь казалась чужой.
— А моя квартира? Мои вещи?
— Квартиру не трогаем. Вещи самые нужные я собрал.
Она обернулась и увидела чемодан у двери. Значит, всё решено.
— Артём, а Алёна что? Она же меня любила, звала мамочкой.
Сын отвел взгляд.
— Алёна согласна. Это её идея.
Как нож под рёбра. Татьяна Ивановна всегда думала, что у них хорошие отношения. Неужели сноха её терпеть не могла?
— Почему? Чем я ей не угодила?
— Ничем. Просто она устала от звонков, от волнений. У неё работа, дети…
— Понятно, — кивнула Татьяна Ивановна. — Я стала обузой.
— Не обузой, а… проблемой. Которую надо решать.
В дверь позвонили.
— Это водитель, — сказал Артём. — Мам, пора.
— А если я не поеду?
— Тогда вызову скорую. У меня есть справка. Тебя госпитализируют, а оттуда всё равно отправят в пансионат.
Татьяна Ивановна поняла, что сын всё продумал. Выбора у неё нет.
— Ладно, — тихо сказала она. — Но я хочу взять фотографии.
— Они в чемодане.
— И шкатулку с мамиными серёжками.
— Там же.
— А мои цветы? Кто их будет поливать?
Артём помолчал.
— Попросим соседей.
Татьяна Ивановна подошла к подоконнику, где стояли её любимые фиалки. Двадцать горшков, за которыми она ухаживала годами.
— Они без меня погибнут.
— Мам, это просто цветы.
— Для тебя — просто. А для меня — живые. Я с ними разговариваю.
Артём обнял её за плечи.
— В пансионате есть оранжерея. СможешьТатьяна Ивановна вздохнула, взяла чемодан и, в последний раз оглядев родные стены, тихо сказала: «Поехали».
