Когда Дмитрий Волков, самый богатый и одинокий наследник Москвы, в десятый раз отказался танцевать на главном благотворительном балу столицы, никто не подозревал, что все изменится в тот миг, когда Анна, уборщица, вошла в зал с дочерью в платье официантки. Те десять минут вальса потрясли не только три сотни влиятельнейших гостей России, но и раскрыли семейную тайну, которую Дмитрий хранил двадцать лет.
Ибо чистейшая любовь порой прячется под скромной униформой. Была ночь на пятнадцатое марта, когда позолоченные залы хрустального дома семьи Волковых, подмосковной усадьбы XVII века, наполнились сливками московского общества на традиционном весеннем балу. Хрустальные люстры отбрасывали золотые блики на карельский мрамор, а камерный оркестр выводил вальсы, звучавшие под сводами в ореоле розовых мраморных колонн.
Дмитрий Волков, тридцати пяти лет, наследник финансовой империи «Волков Капитал», оцениваемой в двести миллиардов рублей, бродил меж гостей с ледяной элегантностью, прославившей его в кругах высших финансов. Его смокинг от Кима, запонки из платины, принадлежавшие прадеду, выделяли его даже среди присутствовавших магнатов, но стальные глаза и сдержанная улыбка сохраняли дистанцию. Вечер начался как всегда – процессия наследниц, моделей, дочерей промышленников, подходивших к Дмитрию в надежде получить поклон, а с ним – место в его сердце и наследстве.
Вот Татьяна Ларина, дочь текстильного короля, в платье Зайцева стоимостью в автомобиль. Анастасия Юсупова, топ-модель с бриллиантами на полмиллиона. Княжна Ольга Орлова, наследница аристократического рода, чья выверенная улыбка скрывала точный расчет выгоды брака с Волковым. Одну за другой Дмитрий отвергал их холодной, вежливой отстраненностью. Не от гордости – от непреодолимой стены вокруг сердца.
После трагедии, отпечатавшейся в юности. Двадцать лет назад он потерял возлюбленную всей жизни, Надежду, дочь экономки семьи, в аварии, терзавшей его каждую ночь. Надежда была единственной, кто любил его самого, а не состояние. Дочь Анны, экономки, воспитавшей Дмитрия после скоропостижной смерти его матери.
Надежда и Дмитрий росли вместе в усадьбе. Он – юный барин, она – дочь прислуги, но связанные подлинной любовью, бросавшей вызов условностям. В ночь аварии Надежда бежала в хрустальный дом на свое восемнадцатилетие, когда машина сбила ее у самых ворот усадьбы. Дмитрий нашел ее умирающей на руках, и последним ее словом стало обещание: «Когда-нибудь ты встретишь того, кто полюбит тебя, как я. Но сумеешь ли узнать настоящую любовь, если она придет иначе, чем ты ждешь?»
С той ночи Дмитрий не танцевал ни с одной женщиной. Посещал светские рауты по семейному и деловому долгу, но сердце его лежало в могиле с Надеждой. Барышни из высшего света добивались престижа и богатства, но ни одна не обладала той душевной чистотой, что отличала Надежду. Пока оркестр заводил очередной вальс и пары вальсировали на инкрустированной мрамором площадке, Дмитрий укрылся на своем привычном месте, у балюстрады террасы над сияющими садами, с бокалом коллекционного «Абрау-Дюрсо» в руке – не пригубленным.
Доносились шепотки гостей. Светские львицы комментировали его вечное одиночество со смесью любопытства и досады. Самый желанный и недостижимый мужчина России, мечта каждой матери о зяте, предмет вожделения каждой женщины, он оставался мраморно-холодным изваянием. Никто не знал, что после таких вечеров Дмитрий ездил на Новодевичье кладбище, класть белые орхидеи на могилу Надежды.
Это был обряд искупления, напоминание себе, что истинную любовь он уже нашел и потерял, а все прочее – лишь бледные тени. Но в эту ночь судьба готовила ему переворот всего. В половине одиннадцатого, когда бал достиг апогея и оркестр заиграл «На сопках Маньчжурии», у входа в зал появилась скромная фигура. Анна Сергеевна, пятьдесят два года, старшая по персоналу усадьбы, пятнадцать лет
И каждый год, в ту самую мартовскую ночь, Пётр и Анна снова кружились под хрустальными лютрами Бобринских в том самом зале, где судьба подарила им второе дыхание — их танец, лёгкий как снежинки над Невой, был живым памятником любви, что смеётся над сословными стенами и временем.
