Приемный сын или родная душа

**Чужой родной сын**

Макар вырос без матери. Сколько себя помнил, жил с отцом вдвоём. Изредка навещала бабушка, папина мать. Она с натянутой улыбкой подсовывала Макару одни и те же шоколадки, ругала отца. Твердила, что он взвалил на себя непосильное бремя, предупреждала же, не послушался, а теперь никому не интересен с ребёнком…

Отец резко обрывал её, велел не лезть в их жизнь, и бабушка, поджав губы, уезжала.

— Она меня не любит? — спрашивал Макар, тонко чувствуя холодок в её отношении.

— Не выдумывай, бабушка добрая, просто переживает. Она с тобой в садик ходила, кстати.

Но Макар этого не помнил. Зато отлично помнил, как отец водил его в сад. Он приходил первым и скучал, пока не появлялись другие дети. Смотрел, как мамы целуют их на прощание, машут рукой. Отец так никогда не делал. А Макару так хотелось, чтобы он хоть раз обнял его и помахал вслед.

Он был строгим. Не разрешал валяться в кровати по утрам. Макар вставал по будильнику, одевался, едва открыв глаза. Если начинал ныть, отец бросал такой взгляд, что все жалобы тут же застревали в горле. Шёл он быстро, широко шагая, а Макар бежал рядом, едва успевая переставлять ноги, крепко сжимая его шершавую ладонь.

Когда Макар спрашивал о матери, лицо отца каменело. То ли сам придумал, то ли кто-то подсказал, но он говорил, что мама уехала далеко. Смотрел куда-то мимо и молчал. Если сын допытывался, резко обрывал его. Тогда Макар замыкался или плакал, отчего отец злился ещё больше.

— Ты мужик или сопливая девчонка? Хватит реветь.

Макар перестал спрашивать. Отец никогда его не бил, но иногда взгляд был таким жёстким, что казалось — вот-вот схватится за ремень.

Повзрослев, Макар замечал, как мамочки в садике поглядывали на его отца. Улыбались, говорили дочкам: «Вот, Леночка, твоего папу не заставишь забирать тебя пораньше».

Они шли домой. Макар, как всегда, семенил рядом, пытаясь рассказать о самом важном, что случилось за день, заглядывая в угрюмое лицо отца. Но тот не слушал. И Макар замолкал, обиженно сжимая губы.

У кого-то не было отца, и дети не страдали. У Макара не было мамы, но почему-то её не хватало. Вот такой вывод он сделал о жизни.

В первый класс его тоже привёл отец. Но после уроков не пришёл. Макар, одевшись по-армейски быстро, долго стоял на крыльце школы, высматривая его. Мог бы и сам дойти, но учительница велела ждать родителей. Ждал. Бабушка одноклассника проводила его до дома. Так и ходил с ней первые два года.

Порой Макару нравилось, что у него нет мамы. У других мамы запрещали гулять до темноты, а он был свободен, к зависти пацанов. И всё равно иногда до слёз хотелось, чтобы мама приехала, обняла, шепнула что-нибудь ласковое…

— Меня сегодня классная наказала, — как-то сказал он отцу.

— За что?

— Дрался с Сашкой. Ну, стукнул его учебником. Но он первый начал! — оправдывался Макар.

— Драться — последнее дело. Ты уже не малыш. Бьют только если за дело, — строго пояснил отец.

— А за какое дело можно?

— Ну, если всерьёз обидели или первым полезли. Тогда бей, даже если сильнее. Один раз струсишь — запинают навсегда. Понял?

Макар слушал и запоминал. С третьего класса он стал звать его «отец», по-взрослому.

Однажды Макар упал на катке, рассек колено коньком. Кровь проступала сквозь штанину, капала на лёд. Отец донёс его до дома на руках. Макар прижимался к его шее, вдыхал запах, казавшийся ему самым родным. В тот момент любил его безумно. Потом отец обработал рану зелёнкой, дул на ссадину. Макар запомнил это как редкое проявление нежности. Этого хватило, чтобы простить все обиды.

Отец не занимался с ним уроками, но научил главному. Макар боготворил его — сильного, красивого, и старался во всём подражать.

— Мама меня не любит, раз не приезжает? — спросил он как-то за ужином, ковыряя вилкой макароны.

— Забудь. Нет у тебя матери.

— Но ведь не ты же меня родил? — наивно уточнил Макар.

— Вырастешь — поймёшь. Ешь, пока не остыло. — Отец поморщился, будто от боли.

В седьмом классе Макар обшарил всю квартиру в поисках маминых вещей, фотографий. Ничего. Лишь пара снимков из садика да фотографии с отцом. Ни одной женской вещи, кроме старого фартука. Он задвинул вопросы подальше.

Отец учил разбираться с обидчиками самому. Удивился, когда учительница начала жаловаться: «Подрался с Жуковым на уроке…», «Сбежал с математики…», «Отказался писать сочинение “Образ матери”…».

— Почему на уроке дрался? До перемены не мог терпеть?

— За дело. Жуков обзывался, спрашивал, где я телят пасу, — проворчал Макар.

— Разборки — на перемене. Или у тебя проблемы с классом?

— У них проблемы, — дерзко ответил Макар.

— Ладно. Махать кулаками без толку — глупо. Учись договариваться. В школу я не пойду. Сам нарвался — сам выпутывайся.

— Как? Если он скотина…

— А если его родители подключатся? Тебе это надо?

— Но как договариваться, если он про маму гадости говорит? — тихо добавил Макар.

— Про маму? Из-за неё вообще не стоит драться. Она всё равно не узнает. С такими надо играть по их же правилам. У каждого есть слабое место. Наблюдай, ищи. Понял?

Макар не понял, но начал приглядываться. И если его задевали, тут же грозился разболтать чей-то секрет. Обидчики отставали.

К девятому классу от него отвязались. Вымахал, мог дать сдачи так, что мало не покажется.

Учительница математики, которую прозвали «Единицей» за вечные серые костюмы, пришла к ним домой. Они говорили за закрытой дверью.

— Я не раз вызывала вас в школу, но вам, видимо, важнее работа, чем сын! — визгливо выпалила она.

— Я деньги зарабатываю. УА через много лет, когда Макар сам стал отцом, он наконец понял — любовь не всегда выражается словами, но её можно ощутить в каждом поступке, в каждой минуте, которую отец посвятил ему.

Оцените статью
Приемный сын или родная душа
Тайна осеннего дождя