Единственный верный путь
Клавдия Петровна была из тех женщин, чью жизнь не назовёшь простой. Суровая, молчаливая, с гордой осанкой и глазами, в которых застыла боль. В свои пятьдесят пять она жила одна — не по своей воле, а потому что судьба забрала у неё всех, кого она любила. Сначала мать, потом мужа, а потом и единственного сына.
О смерти матери ей сообщила соседка:
— Клавденька, мамочки вашей не стало… Прилегла после обеда и не проснулась… Я скорую вызывала…
Клавдия тогда просто опустилась на пол. Телефон выпал из рук. Она смотрела в стену, не слыша ни собственного дыхания, ни того, как за окном стучал весенний дождь.
Хоронила мать она одна. Больше некому было. Отец ушёл, когда Клавдии было десять. Остались лишь старая дача под Москвой и воспоминания. Каждый вечер она всё равно брала телефон, чтобы позвонить… и снова вспоминала, что звонить уже некому.
Прошло два года. Казалось, жизнь понемногу налаживается. Но тогда судьба нанесла новый удар. Вечером раздался звонок с незнакомого номера:
— Вы Клавдия Петровна? Срочно приезжайте. Авария. Ваш муж и сын… их документы нашли на месте…
Дальше — как в тумане. Морг. Бумаги. Гробы. Пустота.
— Господи, как жить теперь? — прошептала она в церкви, цепляясь за холодные свечи. — Дай мне знак, зачем я ещё здесь?
Ответ пришёл не сразу. Но однажды ночью, проснувшись от холода, она увидела за окном бродячего пса, дрожащего под скамейкой в парке.
— Теперь я знаю, — тихо сказала она. — Открою приют. Они тоже никому не нужны. А я им буду нужна. Я стану им семьёй.
Клавдия продала материнскую квартиру. Оформила документы, обошла десятки кабинетов. Уговорила местных бизнесменов помочь. Купила участок за городом. Так появился приют «Тёплый дом».
Она стала его сердцем. Собаки, кошки, ветеринары, кормёжка, ремонт — всё это заполнило пустоту, где раньше была лишь тишина. Помогала ей молодая Даша — такая же, как и она, готовая сутками возиться с животными.
Однажды утром, когда Даша открывала ворота, к приюту подошла пожилая женщина. Седая, сгорбленная, с тростью и потрёпанной котомкой. Шла медленно, будто знала, что здесь её ждёт что-то важное.
— Здравствуй, милая, — тихо сказала она. — Можно собачек посмотреть?
— Конечно, проходите, — улыбнулась Даша.
Бабушка обошла вольеры. Собаки лаяли, виляли хвостами — каждая надеялась, что именно её сегодня заметят. А старушка молчала. Присаживалась, смотрела в глаза, шептала что-то.
Звали её Агафья Семёновна. В самом дальнем углу сидел рыжий пёс с тёмным пятном на боку. Он не подходил, не лаял, просто сидел, уткнувшись в пол.
— Кто это?
— Рыжик, — вздохнула Даша. — Сбила машина. Боится людей. Сидит, не подходит.
— Я возьму его, — вдруг сказала бабушка.
Даша замялась. Женщина была слабой, еле на ногах держалась. Рыжик требовал сил, терпения, заботы. Пообещала подумать.
На следующий день Агафья Семёновна пришла снова. Ей вежливо отказали:
— Простите… Мы переживаем за вас. Он же тяжёлый…
— Понимаю… — только и сказала она.
Но на третий день пришла опять. И на четвёртый. Садилась у сетки, шептала. Рыжик всё так же сидел в углу. Но на шестой день… он поднялся. Подошёл. Ткнулся носом в её ладонь.
Клавдия увидела это и поняла — судьба.
— Забирайте его, — сказала она. — Он ваш.
Но бабушка заплакала.
— Не могу… Дочь собралась сдать меня в дом престарелых. Квартиру продать. Мне осталось три дня. Туда собаку не возьмут…
У Клавдии задрожали руки. Сердце сжалось.
— Как же так? Она же… родная…
— Давно стыдится меня, — устало кивнула старушка. — Говорит, что я ей мешаю жить.
Клавдия попыталась поговорить с дочерью Агафьи, но та оказалась пьяной, злой, даже слушать не стала.
Клавдия ушла, кутаясь в платок, чтобы скрыть слёзы.
Всю ночь не спала. Ворочалась, разговаривала с Богом, с умершими, с самой собой.
Утром в приют пришла уже с решением.
Когда Агафья Семёновна появилась, Клавдия усадила её, налила чаю.
— Слушайте меня. Вы переезжаете ко мне. С Рыжиком. Я живу одна. Места много. Мне тоже одиноко. Будем семьёй. Только не отказывайтесь…
Бабушка плакала.
— Да как же… я чужая…
— Нет. Вы теперь моя мама. Та, которую мне Бог послал.
Прошёл год.
По утрам на кухне пахло гречневой кашей. Агафья Семёновна ставила перед Клавдией горячий чай, а под столом лежал Рыжик, положив голову на лапы. Он никого не подпускал к своей новой хозяйке.
— Мама, ты бы поспала подольше…
— Доченька, да как же спать, когда вы с Рыжиком рядом…
О своей дочери бабушка больше не вспоминала. И не ждала.
А Клавдия смотрела на них — на старушку и пса — и мысленно благодарила судьбу: «Спасибо. Ты дала мне шанс снова быть нужной».
