Первый стыд
Мне ещё не было пяти. Детский сад в тихом городке где-то под Калугой казался мне своим маленьким миром, где всё было хорошо. Больше всего мне нравилась девочка — Алина. Её русые косы, перевязанные ярко-синими лентами, казались мне чем-то невероятным. Я был в неё влюблен.
Как-то раз я угостил её конфетой «Мишка на Севере». В ответ она дала мне кусочек шоколадки «Алёнка». Это было наше маленькое тайное счастье. Но одна вещь омрачала всё — тихий час.
Для меня он был кошмаром. Каждый раз, когда я засыпал, мне снилось одно и то же: я плыву по спокойной реке, вода такая прозрачная, что видно рыбок, а я будто парил над ней, лёгкий и свободный. Но просыпался — и снова ужас. Я лежал в мокрой постели, сердце бешено колотилось, а мысли путались: как это скрыть?
Скрыть не получалось. Пытался натянуть одеяло, но ворчливая нянечка тут же всё замечала. Она молча меняла простыню, а я стоял, чувствуя на себе десятки детских глаз. Так повторялось почти каждую неделю. Дома родители утешали: «Перерастёшь, бывает». Водили меня к врачу, который совал в рот ложку и прописывал какие-то капли. Потом был знакомый отца, по виду психолог — играл со мной в шашки, смеялся, уверял, что скоро всё пройдёт. Но ничего не менялось.
И вот очередной раз — снова мокрая кровать. Нянечка сердито снимает простыню, а я стою, словно на публичной казни. Особенно тяжело было видеть Алину. Её банты покачивались, когда она смотрела на меня, и мне казалось, что сердце вот-вот разорвётся от стыда.
Простыни вывесили сушиться во дворе. Моя — с предательским пятном — висела на самом видном месте. Я пытался убедить себя: «Может, никто не догадается, что это моя?» Но тут раздался голос мальчишки Вовки:
— Описа́лся! — закричал он, указывая на меня.
— Нет! — прошептал я, но голос дрожал.
— Да вон же пятно! Скажешь, не твоё?
Я стиснул зубы. Что ответить? Кругом хихикали, даже те, чьи простыни висели рядом. Как объяснить, что я не виноват, что это случается во сне, что врачи обещали, что пройдёт? Глаза Алины жгли меня сильнее всего.
Я убежал в старый парк за садиком. Забрался в самую глушь, где трава была по пояс, и плюхнулся у ржавого забора. Лежал, смотрел в небо и не мог заставить себя вернуться.
Меня искали. Не знаю, как, но родители нашли. Мама, вся красная от злости, наклонилась ко мне:
— Вот он! — резко сказала она отцу. — Пусть сам с ним разбирается!
Она ушла, а отец присел рядом. Голос у него был тихий, но в нём чудилась грусть:
— Сынок, ну что же ты? Мы перепугались.
С ним я всегда мог быть откровенным. Слёзы потекли сами:
— Пап, я описался… Все видели… Смеялись…
— Кто именно? Назовёшь — я поговорю.
— Да все…
Отец обнял меня:
— Это пройдёт. У меня в детстве было то же самое. Мы сходим в кино, купим тебе новую машинку…
Но мне было не до игрушек. Я выпалил:
— Я больше не пойду в садик!
Отец вздохнул:
— Сын, мы с мамой работаем, твоя сестра Лена в школе. Тебя одного не оставим.
— Я взрослый!
— Нет, — мягко, но твёрдо ответил он. — Давай ещё немного потерпим.
Тогда я придумал: не буду спать во время тихого часа. Если не усну — не будет сна, не будет мокрой постели. Решил, что буду притворяться спящим, а сам думать о чём-нибудь хорошем — например, как летом гостил у бабушки в деревне.
На следующий день я лежал с закрытыми глазами, вспоминал, как бабушка пекла пироги с капустой, как с дедом ходили за грибами… Но вдруг картинка поменялась: я плыл по реке, вода сверкала… И снова проснулся мокрый.
— Опять! — прошептал я, ненавидя себя.
Снова шёпот, смешки, взгляды. Я не стал ждать, пока нянечка сменит бельё, — убежал в чулан за воспитательской. Забился в угол и сжался в комок.
Шаги. Дверь открылась, и в полумраке я увидел Алину. Её синие банты светились в тени. Сердце ёкнуло. Я готов был крикнуть: «Я старался, честно!» Но она села рядом и положила свою маленькую ладошку мне на руку.
— Знаешь, — тихо сказала она, — мне всё равно.
Я замер. Горло сжалось, но уже не от стыда — от чего-то тёплого. Мы сидели в тишине, и в этом молчании было больше силы, чем во всех словах взрослых.
С того дня я больше никогда не просыпался мокрым.
Сейчас, спустя столько лет, я думаю: откуда в той маленькой девочке было столько мудрости? Как она поняла, что любовь — единственное, что может спасти от стыда? Её слова исцелили меня тогда, и я ношу их в сердце до сих пор.
