«Где же ты, сынок?..» — история стареющей весны

Татьяна Ивановна дрожащими пальцами шарила внутри почтового ящика. Кожа на руках, изборождённая прожитыми годами, цеплялась за шершавую поверхность конверта. Наконец она достала его — одну-единственную открытку, слегка помятую по краям. На обложке — скромные розы. «С 8 Марта» — прочла она, щурясь от слабости зрения. Развернула медленно, будто боялась, что строки исчезнут от неосторожного движения.

«Мама, с праздником. Желаю здоровья и добра. Скоро буду. Целую. Серёжа».

Сын. Её Серёженька. Уже седовласый, сам отец взрослых детей. Но в её памяти — всё тот же мальчишка, которому она застёгивала пальто и поправляла ранец перед школой.

Она прижала открытку к груди, и губы её дрогнули:

— Скоро… Обещал…

Снова опустилась на диван у окна, привычно поджав ноги. Сквозь выцветшие занавески виднелся двор — всё тот же, что и сорок лет назад. Разве что берёзы подросли, а скамейки покосились ещё сильнее.

На коленях — альбом. Его первая линейка, выпускной, свадьба с Натальей в пышном платье. Вся его жизнь — перед глазами. А теперь — тишина. Лишь редкие письма да короткие звонки, в которых он вечно «на работе аврал», «вот разгребу дела — приеду». Но дела, кажется, не кончались никогда.

Вдруг взгляд её упал на девушку у подъезда. Та сидела, скрестив руки, и смотрела в пустоту. Затем подошёл мужчина — что-то горячо говорил, но она лишь отворачивалась. Потом слёзы. Он ушёл, оставив её одну. Совсем как её саму.

— Все мы ждём, — прошептала Татьяна Ивановна. — Сперва отцов, потом мужей, потом сыновей. И всё реже — дочек. Бабья судьба такая…

В памяти всплыли ночи у окна, когда муж был на войне. Как мчалась в поликлинику, когда у Серёжи был жар. Всё для него. Всё — сыну.

На столе — всё, как он любил: пирог с яблоками, малиновое варенье, селёдка под шубой. Скатерть накрахмалена, приборы разложены. Только гостя нет.

Слёзы упали на открытку. Вдруг она вскинула голову и крикнула в пустую квартиру:

— Хватит! Не хочу больше сидеть одной!

Накинула платок, выбежала во двор. Подошла к той девушке. Та вздрогнула от неожиданности.

— Простите, — сказала Татьяна Ивановна. — Я не сошла с ума. Просто… вдруг вам тоже одиноко? Заходите. Чай есть, пирог.

Девушка растерялась:

— Спасибо, но… меня парень ждал. Хотя… спасибо.

— Ну ладно, — кивнула Татьяна Ивановна. — Просто подумала…

Она медленно побрела обратно. В подъезде пахло сыростью. На лестничной площадке — темно. Но у двери кто-то сидел. Присмотрелась — и сердце ёкнуло. У стены дремал мужчина, в помятой куртке, усталый, как после долгой дороги.

Он услышал шаги, поднял голову. Улыбнулся. И прошептал хрипло:

— Мам… Вот и я.

Руки её задрожали, а голос сорвался в рыдание:

— Приехал… Родной мой…

И мир перестал быть пустым.