Как же странно вспоминать теперь те дни, когда мой родной дом в тихом городке Калуге стал ареной бесконечных споров. Мой сын, Дмитрий, всегда был своевольным, но разве могла я предположить, что он и его жена начнут указывать мне, как жить в моих же стенах? Всё началось, когда в свои двадцать лет он объявил, что женится на Алевтине. Я уговаривала его повременить, дать себе время возмужать, но он стоял на своём, словно заговорённый. Любовь, твердил он, не ждёт. Я смирилась, хотя сердце сжималось от дурных предчувствий.
В качестве свадебного подарка я отдала им квартиру, доставшуюся мне от деда. Старая, с облупившимися обоями, но разве не счастье для молодых — своё жильё с самого начала? Многие их сверстники и мечтать не смели о таком. Но они прожили там недолго и решили продать, чтобы вложиться в новостройку на окраине Калуги. Я молчала, хотя видела, что это опрометчиво. Родители Алевтины, вместо благодарности, стали намекать, что я должна помочь с деньгами. Их наглость поразила меня. Разве не я дала их детям кров? Но я промолчала, не желая ссоры.
Мои опасения оправдались. Алевтина лишилась работы, новую найти не смогла. Строительство их квартиры затянулось, а деньги таяли. Тогда они пришли ко мне: «Мам, пусти нас пожить?» Я не из тех, кто легко сходится с людьми. Да и Алевтина — характер не сахар. Знала, что будет нелегко, но отказать сыну не смогла. Всё-таки семья.
С первого дня я обозначила правила. «Мой дом — мои порядки, — сказала я. — После десяти — тишина, и никаких исключений». Дмитрий и Алевтина кивнули, и я поверила, что договоримся. Первый месяц прошёл спокойно. Я терпела их привычки — разбросанные вещи, поздние разговоры. Но потом всё переменилось.
Алевтина стала вести себя как хозяйка. «Выключи радио, мешает!» — бросала она, даже не взглянув на меня. Или: «Телевизор ночью громко работал — мы не могли спать». Им мешала моя уборка по субботам — хотели спать до обеда. Раздражали подруги, заходившие на чай. Однажды Дмитрий не выдержал: «Твои дурацкие правила делают нас несчастными!» У меня кровь застыла в жилах. Мои правила? Дурацкие? Это мой дом, моя жизнь!
«Не дурацкие, — ответила я, сдерживаясь. — Это мой уклад. Вы здесь гости, уважайте его». Дмитрий вспыхнул: «Понял. Ты просто хочешь нас вышвырнуть!» Слова жгли, как удар. Я не хотела выгонять — лишь сохранить покой. Но он уже собирал вещи, а Алевтина громко хлопала дверьми. Уехали к её родителям, оставив меня в тяжёлой тишине.
Я не виню себя. Дала им всё — жильё, поддержку, кров. Но они решили, что вправе указывать мне в моём же доме. В Калуге, где каждый уголок помнит мою жизнь, я хотела лишь одного — тишины. Теперь, когда они ушли, я снова могу дышать. Мой дом — моя крепость, и никому не позволю в ней хозяйничать.
Но сердце ноет. Вспоминаю Дмитрия маленьким, как он смеялся, бегая по этим комнатам. Хотела для него лучшего, но не думала, что это обернётся против меня. Может, Алевтина его настроила, а может, это его обида заговорила — не знаю. Иногда кажется, что была слишком строгой. Но вспомню её резкие слова, его упрёки — и понимаю: иначе нельзя. Мой дом — не просто стены. Это моя жизнь, моя душа.
Соседи в Калуге уже перешёптываются, обсуждая наш разлад. Кто жалеет, кто осуждает. Но мне всё равно. Не стану заложницей чужих ожиданий. Дмитрий и Алевтина найдут свой путь, а я останусь здесь, где каждая вещь хранит мою историю. Может, со временем помиримся, но пока знаю одно: мой покой — нерушим.
