«Как же можно родного брата на улицу выбросить?!» — возмутилась мать, не понимая, почему мы не пустили к себе моего взрослого бездельника-брата с беременной женой.
В любой семье случаются размолвки. Одни забываются быстро, другие оставляют глубокие царапины в душе. Наша семья из Калуги не избежала этой участи.
Мою мать, Антонину Сергеевну, до сих пор колотит от злости из-за того, что мы с мужем отказались поселить в нашу квартиру младшего брата Евгения и его молодую супругу. Просто так, без гроша за душой, «ненадолго, пока не устроятся». Вот только «ненадолго» у них всегда превращается в вечность, а мы сдаём эту квартиру и выплачиваем за неё ипотеку. И да, квартира не мамина, а официально записана на мужа, потому что именно он, в отличие от Жени, работает, считает деньги и обеспечивает семью.
Но для мамы важнее всего «кровные узы» — значит, мы «обязаны».
Отец ушёл из жизни, когда мне было десять, а Женьку только отправили в первый класс. Мы оба тяжело пережили потерю, но мама почему-то решила, что ему досталось больше всего. С тех пор она носилась с ним, как с фарфоровой вазой. Ни посуду помыть, ни комнату прибрать — «он ещё ребёнок». А я постарше — значит, всё на мне.
Я взрослела слишком быстро. Стирала, готовила, убирала. Пора было поступать в институт, но мама отрезала: «Кому ты тут нужна с учёбой? И так всё на тебе держится». Пришлось искать подработку: днём — пары, вечером — кафе. Мама, конечно, в опе, но деньги брала. И корила за каждую новую кофточку. Любую попытку жить своей жизнью называла «изменой семье».
Потом я познакомилась с Дмитрием. Он был старше, работал строителем, человек — камень. Через год он сделал мне предложение. Расписались, сняли двушку. Жить с роднёй не хотели — оба мечтали о своём гнёздышке. Я устроилась бухгалтером, и мы начали копить. Жили на Димину зарплату, моя уходила на первоначальный взнос.
А потом умер его отец. Свекровь сломалась. У неё была сестра в Турции, и та позвала её пожить у моря, отвлечься. Осталась трёшка в центре. Мы предложили: давай сдадим, а деньги будем переводить тебе — на пенсию, на отдых. Следили за порядком, с жильцами всё было честно.
Прошло четыре года. Свекровь освоилась, возвращаться не спешила. Мы продолжали копить, гасить ипотеку. И тут она сказала: «Оформлю квартиру на Димку. Вы заслужили». Мы были тронуты.
А теперь — суть. Мой брат к тому времени нашёл себе жену. Девчонке — едва восемнадцать, на пятом месяце. Жили с мамой — в одной комнате, в вечных склоках. Невестка Антонине Сергеевне не нравилась, но выгнать её она не могла. А тут она прознала, что квартира теперь на Дмитрия.
И тут мама, с улыбкой до ушей, является к нам с пирогом и сладкими речами:
— Какие вы у меня молодцы! А я вот думаю… Может, пустите Женю с Таней пожить? Ненадолго. Всё равно пустует. Вам же не тесно!
Я сдержалась. Но внутри всё горело.
— Мама, квартира сдаётся. Эти деньги — на ипотеку. Мы не можем её освободить, — объясняю.
А мама — в слёзы:
— Неужели родному брату откажешь? Я тебя растила, всё для тебя, а ты вот так! Дима же добрый, он поймёт…
Дмитрий промолчал. Я взяла слово:
— Мама, ты всю жизнь носилась с Женей, как с писаной торбой. Он не работал, не учился, ничего не добился. Теперь у него ребёнок, а он даже жильё снять не может. Это не наша вина. Это твой выбор. Ты вырастила человека, который ждёт, что за него всё решат. А мы с Димой пашем. Если тебе жалко — сама и помогай. У нас своя семья. И свои заботы.
Мама молча собрала пирог в пакет и ушла. С тех пор не звонит. На сообщения отвечает сухо, в гости не зовёт.
А я иногда думаю: что было бы, согласись мы? Квартиранты бы съехали, начались бы «ну мы ненадолго», потом «ребёнку садик нужен», потом «рано ещё», потом «мы тут как дома»… А мы остались бы с долгами и разбитыми мечтами.
Нет. Мы поступили правильно. Семья — не повод терпеть чужую беспомощность. Пусть мама обижается. Её обида — её выбор. А у нас — своя жизнь. И мы её никому не отдадим.
