Соседка мне ближе родной дочери, бросила мать и резко положила трубку.
Анна застыла посреди кухни своей питерской квартиры, сжимая телефон в дрожащих пальцах. Она только что звонила матери в Воронеж, чтобы поделиться новостью о премии на работе, а в ответ услышала это.
Что случилось? вошёл муж Дмитрий, нахмурившись. Ты как будто привидение увидела.
Мама заявила, что тётка с третьего этажа роднее меня, Анна медленно опустила телефон на стол. Без повода.
Может, ты её чем-то задела?
Да нет же! Я рассказывала о премии, а она мне: «Аннушка, ты там в своём Питере, а мне Марья Ивановна каждый день суп варит, в аптеку бегает. Она мне как дочь теперь».
Дмитрий сел рядом, сжал её ладонь.
Может, возраст даёт о себе знать? Голова…
Какая голова! Анна резко встала. Она в полном уме! Специально так сказала, чтобы ранить. А знаешь, с чего началось? Предложила ей летом к нам перебраться, снять домик в Ленобласти, а она: «Зачем мне ваша дача, когда тут у меня Марья Ивановна, вместе картошку сажаем».
Она закусила губу, потом горько рассмеялась.
А я-то каждый месяц по десять тысяч рублей ей отправляла. «На чёрный день». Думала, поможет.
Хватит переводить, жёстко сказал Дмитрий. Раз соседка роднее, пусть та и содержит.
Это же мать!
Мать, которая дочь оскорбила? Проснись! Нормальные родители так не говорят.
Анна подошла к окну. Во дворе ребятишки гоняли мяч, их смех звенел, но казался теперь чужим.
Марья Ивановна и правда была хорошей соседкой. Вдова, дети в Казахстане, навещают раз в пять лет. Анна помнила её с детства строгая, вечно кричала из-за шума в подъезде. А теперь «вторая дочь».
Телефон завибрировал. Мама.
Не бери, предупредил Дмитрий.
Вдруг экстренно?
Пусть тогда «родная» Марья Ивановна звонит.
Анна всё же поднесла трубку к уху.
Да?
Ань, ты чего оборвала? Мы же разговаривали.
Мам, это ты бросила трубку. После слов про соседку.
А, это… в голосе матери зазвучало раздражение. Я ж правду сказала. Марья тут рядом, а ты за тридевять земель. Когда у меня сердце прихватило, кто «скорую» вызывал? Марья. А ты где была?
Я на совещании была! Ты мне не звонила!
Звонить? Чтобы ты опять «очень занята» сказала? У тебя же карьера важнее матери.
Горло сдавило комом. В голосе матери звучали старые упрёки, будто Анне снова было пятнадцать, и она «опять загуляла допоздна».
Хочешь, завтра приеду? Возьму отгул.
Не надо! Марья меня завтра к врачу ведёт. А ты бы опять в телефоне уткнулась.
Анна сжала кулаки.
Хорошо. Как скажешь.
Да, кстати, голос матери стал резким, деньги больше не шли. Марья сказала, что это унизительно откупаться от родителей. Я и сама справлюсь.
В трубке послышался шёпот:
Марьюшка, а эти таблетки до еды или после? Спасибо, родная…
Анна нажала «отбой».
Дмитрий обнял её.
Она не в себе. Дай Бог, не старческий маразм…
В себе. Прекрасно в себе, Анна вырвалась. Просто я для неё чужая. Помнишь, когда я в аспирантуру поступила, она орала: «Кому ты такая учёная нужна?» А когда родила Лизу «ребёнка на няню сбагрила».
Но ты же каждый день звонишь!
Звоню. И каждый раз выслушиваю, какая я плохая. То редко звоню, то подарки не те, то внучку «избаловала». А теперь вот Марья Ивановна.
Она опустилась на стул, закрыла лицо руками.
Самое страшное? Я всерьёз хотела её перевезти к нам. Комнату освободить. А она… выбрала соседку.
В квартиру ворвались восьмилетние двойняшки Лиза и Артём, с грохотом кидая портфели.
Мам, мы бабушке открытки сделали! трясла рисунком Лиза. Когда поедем?
Анна потупила взгляд.
Не знаю, солнышко. Возможно, не скоро.
Почему? надулся Артём. Она же ждёт!
Дети месяц мастерили альбом с семейными фото, Лиза вышила салфетку. Всё лежало в коробке с бантом.
Позже отвезём, прошептала Анна.
Мам, ты плачешь? Лиза прижала ладошку к её щеке.
Нет, просто устала.
Дмитрий увёл детей, что-то объясняя шёпотом: «бабушка нездорова», «мама расстроилась», «поедем позже».
Вечером Анна перебирала старые снимки. Вот она с мамой на катке обе в варежках с оленями, смеются. Вот мама учит её печь блины мука на носу, но счастливые. Выпускной мать сияет, держа за руку медалистку.
Когда всё изломалось? После смерти отца? Или раньше?
Отец умер семь лет назад, и мать словно подменили. Обидчивая, колючая. Анна думала горе пройдёт. Не прошло.
О чём? Дмитрий сел рядом.
Что я плохая дочь.
Бред! Ты звонишь, приезжаешь, помогаешь. Чего ещё?
Жить в соседней комнате. Как Марья Ивановна.
А работа? Дети?
Анна усмехнулась.
Для неё это не аргумент.
Телефон зазвонил. Незнакомый номер.
Алло?
Это Марья Ивановна, соседка. Вашей маме плохо. После вашего разговора рыдает, не успокаивается. Твердит: «Дочку потеряла».
Анна похолодела.
Что с ней?
Да ничего! Марья Ивановна вздохнула. Осознала, что наговорила лишнего. Очень вас любит, дурочка, да сказать не умеет.
Лёд в груди растаял.
Скажите, что завтра буду. С детьми.
Спасибо. А то я уж испугалась.
После звонка Анна долго смотрела в стену.
Поедешь? спросил Дмитрий.
Поеду. Возьму детей. Может, она просто забыла, как говорить о любви.
А если опять…
Не будет. Марья Ивановна добрая душа, но чужая. А я её кровь. И всегда буду.
Утром Анна взяла отгул, собрала детей и села на поезд. Дети болтали о подарках, а она смотрела в окно, думая, что самые горькие слова часто скрывают самую невыносимую боль.
Мать ждала у двери, седая, в старом халате. Увидев Анну, расплакалась и сжала её так, будто боялась отпустить.
Прости меня, Анютка. Я дура старая…
Всё хорошо, мама, Анна гладила её по спине. Мы приехали.
А Марья Ивановна, выглянув из-за двери, улыбнулась и тихо закрылась. Она знала: соседи поддержка, но родные навсегда.
**Жизнь научила:** слова ветер, а любовь корни. Даже когда кажется, что дерево засохло, стоит копнуть глубже и найдёшь живые.
