Глядя на чек из супермаркета, я увидела две баночки детского питания. Но ведь у нас нет детей В тот вечер я всё поняла.
Бумажный чек лежал на кухонном столе, белый и безобидный. Обычная распечатка вечернего похода Дмитрия в магазин.
Я скользнула взглядом по строчкам: молоко, хлеб, сыр. Всё как всегда. А потом две баночки яблочного пюре.
У нас не было детей.
Дим, а это что? я ткнула ногтем в строчку, когда он зашёл на кухню, шурша пакетом.
Он мельком глянул.
А, это для Семёнова с работы. У него дочка родилась, попросил захватить. Он легко отмахнулся, открывая холодильник. Вечно у человека времени не хватает.
Звучало логично. Даже благородно. Но что-то в его ровном тоне заставило меня насторожиться.
На следующий день от его пиджака, брошенного на стул в спальне, пахло чем-то чужим. Не моими духами и не его одеколоном. Сладковатый, едва уловимый запах детской присыпки. Я поднесла ткань к лицу. Запах был навязчивый, въедливый. Это не было случайностью.
Вечером я спросила снова, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Ты сегодня заезжал к Семёнову? Передал питание?
Дмитрий, не отрываясь от телефона, кивнул.
Да, конечно. Он сказал спасибо.
Странно, протянула я. Я звонила сегодня в ваш отдел, хотела, чтобы ты подошёл. Секретарша сказала, что Семёнов уже неделю на больничном. С ангиной.
Он медленно поднял на меня глаза. В них не было ни вины, ни стыда. Лишь холодное, аналитическое раздражение.
Аня, ты начинаешь меня утомлять. Ты что, слежку устроила? Я зашёл к нему домой. В чём проблема?
Проблемы не было. Был лишь липкий, продуманный обман.
Через несколько дней я убиралась в машине. Под сиденьем, за ковриком, лежало что-то маленькое. Дешёвая пластиковая погремушка в виде утёнка. Она не могла принадлежать детям наших друзей мы давно никого не возили, кроме друг друга.
Я сжала утёнка в ладони. Он был потрёпанный, явно чей-то любимый. И в тот момент я всё поняла. Не умом всем существом.
Мой идеальный, заботливый муж жил какой-то другой, совсем незнакомой мне жизнью. И в той жизни были дети.
Я вернулась в квартиру. Дмитрий смотрел телевизор.
Я нашла это в машине, протянула ему погремушку на раскрытой ладони.
Он посмотрел на утёнка, потом на меня. И впервые за всё это время я увидела, как маска спокойствия дала трещину. На его лице мелькнул страх.
Я не знаю, что это, его голос стал глухим.
А я знаю, ответила я. Просто скажи, как давно?
Он молчал, глядя в одну точку на стене. Это молчание было страшнее любых криков. Оно было признанием.
Хотя бы сейчас скажи честно, Дим.
Четыре года, выдохнул он. Сыну четыре года.
Четыре года. Это число прокатилось в голове, как гром. Не минутная слабость. Не ошибка. А целая жизнь, построенная параллельно нашей.
Я опустилась в кресло напротив. Ноги вдруг стали ватными.
Её зовут Ольга, сказал он так, будто докладывал о погоде. Мы познакомились на конференции в Питере.
Он не извинялся. Просто констатировал факты. Как будто подводил итоги квартала.
И ты решил, что можно просто иметь две семьи? Одну здесь, другую там?
Аня, всё сложнее, он потер переносицу. Ты сама не хотела детей. Мы это обсуждали. Ты говорила, что не готова, что карьера важнее.
Это была не совсем ложь. Это было лукавое перекручивание правды. Я говорила, что не готова «сейчас». Хотела сначала встать на ноги в своей юридической фирме. А он превратил мои слова в окончательный отказ.
Значит, ты решил проблему. Очень по-деловому. Нашёл женщину, которая была готова.
Я не «искал», так получилось, в его голосе прозвучали оборонительные нотки. И я никого не бросил. Я обеспечивал обоих. Тебя. Её. Сына.
Я оглядела нашу гостиную. Идеально подобранная мебель, картина современного художника на стене, дорогие шторы. Всё это теперь казалось декорацией. Подделкой, купленной на деньги, которые должны были быть только нашими.
То есть я должна быть тебе благодарна? За то, что ты меня «обеспечивал», пока тратил наши общие деньги на вторую семью?
Деньги зарабатывал я, Аня, отрезал он. И немалые. Хватало на всё. Ты ни в чём не нуждалась.
Вот оно. Ключевое слово. «Прагматик». Для него это не было предательством, а диверсификацией активов. Одна женщина для статуса и удобного быта. Другая для продолжения рода.
И самое страшное он искренне не понимал, что здесь не так.
Где они живут? спросила я. Голос звучал чужим, механическим.
В Подмосковье. Я купил им квартиру.
Конечно, купил. Наверное, и ремонт сделал. Выбирал обои в детскую, пока я ждала его из «командировок».
Я встала и подошла к книжной полке. Там стояла наша свадебная фотография в серебряной рамке. Мы улыбались. Двое счастливых, ничего не подозревающих дураков.
Покажи мне его фото. Сына.
Дмитрий на мгновение замер. Потом достал телефон, что-то нажал и протянул мне.
С экрана на меня смотрел светловолосый мальчик на велосипеде. Он был очень похож на Дмитрия в детстве. Та же улыбка, тот же взгляд.
Я смотрела на фото, и мир вокруг сузился до размеров маленького экрана. Вот он. Настоящий, живой мальчик. Которому мой муж покупает яблочное пюре. И погремушки.
Его зовут Артём, тихо сказал Дмитрий.
Я вернула ему телефон. Внутри не было бури. Был странный, ледяной вакуум. Как будто все эмоции разом отключились.
Я хочу, чтобы к утру ты отсюда ушёл, сказала я, поворачиваясь к нему. Собери вещи и поезжай к ним.
Он поднялся. В его глазах не было раскаяния, лишь раздражение. Будто выгодная сделка сорвалась.
Аня, не руби с плеча. Давай обсудим всё спокойно. Как взрослые люди.
Мы уже
