Я был расстроен, когда после смерти дедушки узнал, что единственное, что он оставил мне, старая пасека, пока не заглянул в улья.
Когда дедушка Иван ушёл из жизни, меня это сильно потрясло. Он был тем, кто всегда был рядом рассказывал сказки перед сном, подкидывал конфету, когда мама не смотрела, и давал лучший совет, когда жизнь казалась тяжёлой. Поэтому, когда настал день чтения завещания, я пришёл с разбитым сердцем, но с надеждой, что он оставил мне чтото, чтобы помнить о нём.
Адвокат медленно читал, а я сидел, глядя, как мои братья и сёстры получали огромные суммы в рублях миллионы, слёзы, объятия, крики радости. А моё имя так и не прозвучало.
Я замер, охваченный смущением и тревогой. Неужели дедушка забыл меня? Я чтото сделал не так?
Адвокат поднял глаза и сказал: «Дедушка любил тебя больше всех». Затем он протянул мне маленький конверт.
«Вот и всё?» я всхлипнул, держа конверт в дрожащих руках.
Внутри оказался листок, но не от адвоката, а от самого дедушки. Его привычный почерк писал: «Дорогая Аглая, я оставил тебе не деньги, а нечто важнее. Заботься о моей старой пасеке той ветхой, что за лесом. Когда сделаешь это, поймёшь, почему я её тебе отдал».
Я уставился на письмо, не веря своим глазам. Пасека? Тот запущенный уголок, где дедушка часами трудился? Зачем он это мне оставил?
Прошёл день. Тётя Надежда, поправив очки, заглянула в мою комнату: «Аглая, ты уже собрала вещи?»
«Я пишу Оле», пробормотала я, пряча телефон.
«Всё, время к автобусу! Пакуй книги», сказала она, бросая учебники в мою сумку.
Я посмотрел на часы: 7:58. «Ладно», вздохнул я и встал.
Тётя протянула мне уже поглаженную рубашку. «Это не то, что хотел дедушка. Он верил, что ты станешь сильной и самостоятельной. А улья, которые он оставил, сами себя не обслужат».
В голове крутились воспоминания о мёде и пчёлах, но мысли всё же летели к предстоящему школьному танцу и моему возлюбленному Сергею.
«Проверю их, может, завтра», сказал я, поправляя волосы.
«Завтра никогда не наступит, если ты не начнёшь сейчас. Дедушка верил в тебя, Аглая», настояла тётя.
«Слушай, Надежда, у меня есть более важные дела, чем пчёлы дедушки!», резко ответила я.
Тётя опустила голову, слёзы блеснули в её глазах. Автобус уже гудел, и я бросился наружу, не замечая её печаль.
В автобусе я думал только о Сергее, о танце, о том, кто захочет старую пасеку. «Кому нужны пчёлы?», раздражённо шептал я себе.
На следующий день тётя снова напомнила о ульях, упрекнула меня за телефон и безделье. «Ты под домашний арест!», воскликнула она, и я, оторвав взгляд от экрана, спросил: «За что?»
«За то, что ты уклоняешься от ответственности», ответила она, указывая на запущенную пасеку.
«Эта пасека пустая трата времени», бросил я.
«Ответственность то, чему дедушка тебя учил», её голос дрожал.
«Я боюсь ужалений», признался я.
«Будешь в защитной форме, контркатила она. Страх нормален, но нельзя, чтобы он тебя останавливал».
С тяжёлой решимостью я пошёл к ульям. Надев тяжёлые варежки, открыл один из ульев и начал собирать мёд, сердце стучало в груди.
Вдруг пчела укусила перчатку. Я хотел сдаться, но внутри вспыхнула решимость: надо доказать тёте, что я не безрассудный четырнадцатилетний ребёнок.
Во время сбора мёда я нашёл в одной из ячеек старый пластиковый пакет с выцветшей картой, покрытой странными знаками. Похоже, это был клад, оставленный дедушкой Иваном.
Я спрятал карту в карман, заполнил банку мёдом и, схватив велосипед, мчался домой, а затем в тайный лес, указанный на карте.
В знакомом лесу я вспоминал дедушкины истории, улыбался его шуткам о Белом Страннике, который, по его словам, бродил по этим тропам.
В глубине я нашёл поляну, где, как в сказке, стоял ветхий дом смотрителя, покосившийся за годы. «Дедушка часто сидел здесь, лакомясь пирогом после сбора мёда», подумал я, чувствуя лёгкую горечь ностальгии.
Прикоснувшись к старому дубу у порога, я почти услышал голос деда: «Осторожнее, ребёнок, не тревожь гномов». Я нашёл скрытый ключ, открыл дверь и вошёл в забытый мир. Пыль летала в лучах солнца, а в углу стояла красиво вырезанная металлическая шкатулка.
Внутри лежало письмо: «Дорогая Аглая, внутри этой шкатулки находится сокровище, но открывать его стоит лишь в конце твоего пути. Ты поймёшь, когда придёт время. С любовью, дедушка».
Я хотел открыть её сразу, но голос деда звучал в голове: «Только в конце пути».
Продолжая путь, я заблудилась в густом лесу. «Карта бесполезна», вздохнула я, слёзы текли по щекам. Но вспомнила дедушкины слова: «Не падай духом, держись».
Слышался треск ветки, напоминая страшные сказки детства. Я собрала волю и пошла дальше, вспоминая мост, о котором дедушка часто говорил. «Там будет спасение», шепнула я себе.
Слёзы высохли, я подняла рюкзак и сказала: «Ладно, Аглая, найдём мост». Солнце клонилось к закату, а лес становился мрачнее. Я упала под большим дубом, мечтая о тепле тёти Надежды.
Голод был невыносим, я нашла лишь сухие крошки. «Вперёд, найдём воду», подбадривала себя. Я вспомнила, как дедушка учил меня лечить раны полынью, и использовала её, пока не услышала шум реки.
Течение было бурным, а не тихим ручейком. Я бросилась к берегу, наполняя ладони холодной, почти металлической водой. Вскользнув, я упала в поток, крикнула: «Дедушка!». В панике я бросила рюкзак, но схватила шкатулку.
Я держалась за бревно, словно спасательный круг, и, изнурённая, вырвалась на берег, дрожа от холода.
