Двадцать лет боли и разочарования: как бывшая семья мужа превратила мою жизнь в кошмар
Когда я в последний раз хлопнула дверью своей московской квартиры, мне казалось, что начинаю новую, счастливую главу жизни. Я улетала не просто за границу, а в Санкт-Петербург чтобы выйти замуж. Не за кого-нибудь, а за уважаемого мужчину интеллигента, разведённого, солидного, который ради меня оставил прошлую семью. Свадьба в Исаакиевском соборе, под шпилями Северной столицы, казалась началом сказки. Зависть подруг, восхищение знакомых, светские рауты, фуршеты, фотографии в глянцевых журналах казалось, судьба наконец подарила мне то, о чём мечтает каждая женщина. Но я даже представить не могла, что всё это окажется красивой обёрткой, под которой скроются годы боли, предательства и одиночества.
Марк был старше меня на двадцать пять лет. Детей у нас не было мне уже перевалило за сорок, а его здоровье начало сдавать. Его взрослые дочери, ровесницы мне, Светлана и Татьяна, с первого дня смотрели на меня свысока. В моих глазах они были наглыми, избалованными особами с вечно протянутой рукой. Они приходили в наш дом и уносили картины, сервизы, даже статуэтки. Ни разу не спросив разрешения. Марк молчал. Молча позволял им грабить нас его новую семью. Он жил со мной, но продолжал платить алименты бывшей жене. Да, всё это было прописано в брачном договоре. Пока мы ютились в съёмной квартире, его экс-супруга наслаждалась просторной дачей под Питером и ежемесячными переводами с его пенсии. Я варила ему борщи, сидела у постели, когда он не мог встать, а деньги уплывали в прошлое.
Когда он серьёзно заболел, наша роскошная жизнь закончилась. Не было ни поездок на юг, ни путешествий только таблетки, уколы и унижения. А после его смерти? Его дочери ворвались в наш дом и забрали всё, что сочли «семейным». Выломали дверцу шкафа, унесли кресло, даже электрический чайник. Я молчала. У меня не было сил бороться. Всё, что осталось, его фамилия и крохотная квартирка в Мытищах, сданная в аренду. Только эти деньги и позволяют мне сводить концы с концами, потому что в Питере я просто одна из многих, кто ютится в муниципальной однушке. Соцслужбы то и дело проверяют, не вру ли я, не подрабатываю ли где-то тайком. Живу как под микроскопом, среди чужих людей, в вечном холоде и под перешёптывания соседей.
А когда приезжаю в Москву, в свою каморку, соседи смотрят на меня с лёгкой завистью: «О, питерская вернулась!» Никто не догадывается, что я приезжаю не отдыхать, а просто дышать. Здесь, в своём углу, я чувствую себя человеком. Здесь меня не обирают, не упрекают, не следят за каждым шагом. Здесь моя тишина. И сколько бы подруги ни звонили, завидуя моему «питерскому счастью», я-то знаю, каков этот город на самом деле не культурная столица, а город одиночества.
У меня нет детей. Нет родных. Только знакомые, которые заглядывают в гости переночевать и воспользоваться бесплатным углом. Потом исчезают. Остаются редкие звонки по стационарному и пустота. Живу на грани между двумя городами, двумя жизнями. Иногда хочется всё бросить и вернуться насовсем. Но куда? К кому? Всё уже прожито, потеряно, предано. Осталось только одно терпение.
Может, хоть на старости лет судьба смилуется. Может, я ещё поживу так, как мечтала. А пока просто держусь. Стиснув зубы. Как тот самый Гаврош. Только не в Париже, а в Питере.
