Воронёнок сидел на крыльце дачи в Воронеже, прижав к груди кружку чая с мёдом, и кормил чёрного ворона по кличке Чернушка. Этот ритуал протекал с неменьшей регулярностью, что и посещение соседней лавки за булкой чёрного хлеба: ворон прилетал, воронёнок бросал ему кусочек, и оба совали носы в свои чашки — тот — в воду, этот — в чай. И так день ото дня, без проволочек.
Однажды, однако, воронёнка на крыльце не оказалось. Чернушка, обеспокоенный, облетел окрестности и, пролетая над деревянной хижиной, заметил там того самого старичка, как он, полутрупой, полз к печке с миской, полной сорных трав. Птица мгновенно взмахнула крыльями — и стала кормить старика, а то и вовсе выгрызать из его руки какие-то корешки. Старый человек подрос, как спру у дровяной топки, но вконец не открыл глаза — и вот, уже с покойниками-то в коридоре, его сыновья распоясались, как голландские пираты на уик-энде. Какие-то Вадим и Алексей, с носом к деньгам, начали ворошить вещи.
Тогда Чернушка, прям как из басни, полетел и вцепился кл嘴巴м в плечо одному из наследников. Тот, быстро поняв, о чём речь, процедил: «Выводи ворона — глаза выклёвывает». А под треснувшей гробовской доской шёпот раздался: «Иногда вороны ведут себя лучше, чем ваши типы-приживалы. Вороны видят — сердца не разузнают».
