**Развод ради любви**
— Алёна! Ты с ума посходила?! — Дмитрий швырнул на стол бумаги, от которых по кухне разлетелись чайные ложки. — Двадцать три года! Столько лет вместе, а ты подсовываешь мне заявление на развод? За что?!
— За то, что наконец поняла, что такое любовь, — тихо ответила Алёна, не глядя на рассыпанные ложки. — И осознала, что между нами её никогда не было.
— Что за бред?! — Дмитрий схватился за голову. — У нас семья, дом, внуки подрастают! Какая ещё любовь в пятьдесят лет? Ты что, сказки читаешь?
Женщина медленно подняла глаза. В них не было злости — лишь усталость и какая-то твёрдая решимость, которой он раньше не замечал.
— Именно сейчас, Дима. Потому что завтра может быть поздно.
Она собрала ложки, включила чайник. Привычные движения, но в них появилась лёгкость, будто с плеч упал тяжёлый груз.
— Кто он? — глухо спросил Дмитрий, опускаясь на стул. — Кто этот… твой ухажёр?
— Его зовут Артём. Преподаёт литературу в институте.
— Литературу! — фыркнул муж. — Ну да, конечно! Читает тебе Есенина, а ты, дура, растаяла?
Алёна поставила перед ним чашку, села напротив. За окном хлестал ливень, и капли расползались по стеклу, как слезы.
— Знаешь, что он мне сказал при первой встрече? — мягко произнесла она. — «У вас удивительные глаза». Представляешь? За двадцать три года ты ни разу не сказал мне ничего подобного.
— Глаза? — растерянно переспросил Дмитрий, вглядываясь в её лицо. — Да какие в них особенного?
— Вот именно, — горько улыбнулась она. — Что особенного в глазах, которые смотрели за твоим сыном, считали твои носки, ждали тебя с работы?
Он отхлебнул чай, поморщился.
— Горький.
— Сахар на столе, — машинально ответила она, но тут же поправилась. — Впрочем, теперь ты сам будешь класть.
Тишину нарушали только тиканье часов — подарок свекрови на юбилей свадьбы.
— А что скажет Саша? — пробурчал Дмитрий. — У него своя семья… Какой пример ты подаёшь?
— Он уже знает. Вчера я ему всё рассказала.
— И что?
— Обнял и сказал: «Мама, будь счастлива».
Дмитрий сжал кулаки, будто его ударили в живот.
— Значит, вы против меня. Сын и мать.
— Не против тебя. За меня. Впервые — за меня.
Она подошла к окну. Дождь усиливался, заливая улицу мутными потоками.
— Помнишь, как познакомились? — спросила Алёна, не оборачиваясь. — В студенческом клубе. Ты сказал: «Потанцуем?» А потом поцеловал у подъезда. Я тогда думала — вот он, мой рыцарь.
— И что, оказался плохим?
— Не плохим. Ты просто не рыцарь. Ты взял удобную жену, которая не мешает жить. И я ею была. Двадцать три года.
Дмитрий вскочил, подошёл вплотную.
— Алёна, что за ерунда? Я же любил тебя! Люблю! Разве мало мы прошли? Сашу вырастили, квартиру получили, дачу построили…
— Строили, растили, получали, — повторила она. — А любили?
— Конечно!
— Когда ты в последний раз говорил мне это? Я помню. Восемь лет назад, когда мне аппендицит вырезали. Ты испугался, что я умру.
Он открыл рот, но слова застряли.
— А знаешь, что страшнее всего? — продолжила она. — Я сама забыла, что такое любовь. Думала — это когда удобно. Оказывается, нет.
— С этим… Артёмом… тебе неудобно?
Она повернулась. В её глазах горел огонь, которого он не видел годами.
— С ним мне страшно, Дима. Когда он смотрит, я краснею. Когда говорит, забываю о времени. Когда касается руки — кажется, сердце остановится.
— Это… гормоны. Кризис. Пройдёт.
— Может, и пройдёт. Но я хочу это почувствовать. Хочу, чтобы мужчина смотрел на меня, а не на чистоту полов.
Дмитрий осел на стул, будто под грузом.
— А если он бросит тебя?
— Останусь одна. Но это лучше, чем быть с тем, кто меня не видит.
— Я вижу!
— Правда? — Алёна села напротив. — Какого цвета моя блузка?
Он растерянно уставился.
— Ну… голубая?
— Сиреневая, Дима. Купила месяц назад. Думала, заметишь.
В прихожей хлопнула дверь. Вернулся Саша.
— Что-то у вас тут… — Он замолк, увидев их лица. — Мам, ты рассказала?
— Твоя мать рехнулась, — хрипло бросил Дмитрий. — Разводиться собралась. В её-то годы.
Саша повесил куртку, сел за стол.
— Пап… ты её любишь?
— Да что за вопросы?! Конечно!
— А когда говорил ей это в последний раз?
Мужчины смерили друг друга взглядом. Дмитрий отвел глаза первым.
— Мужчины не болтают попусту. Они делами доказывают.
— Какими? — спросила Алёна.
— Зарплату приношу, не пью, не гуляю…
— Это не любовь, папа, — вздохнул сын. — Это обязанность.
— Ты тоже на её стороне?
— Я за то, чтобы мама была счастлива. А ты? Ты счастлив?
Дмитрий хотел сказать «да», но язык не повернулся.
— Не думал об этом.
— А мама подумала.
Она взяла его за руку.
— Я не виню тебя, Дима. Ты хороший человек. Надёжный. Но мы просто привыкли. Как к старому дивану.
— Разве это плохо?
— Не плохо. Но и не достаточно.
Он встал, подошёл к окну. Дождь стих, в разрывах туч блеснуло солнце.
— Может, попробуем ещё раз? — тихо предложил он. — Я изменюсь.
Она покачала головой.
— Любовь не по указке, Дима.
— Тогда… подписать?
— Да.
Утром она уезжала с двумя чемоданами. Больше ей здесь ничего не принадлежало. Дмитрий молча помог загрузить вещи.
— Позвонишь?
— Позвоню.
Он стоял у калитки, пока машина не скрылась за поворотом. Соседка, тетя Зина, вышла с лейкой.
— Алёночка куда?
— Навсегда, — прошептал он.
— Как так?! Да за что?
Дмитрий смотрелИ когда ветер донес до него запах сирени — ее любимых цветов — он вдруг понял, что слишком поздно осознал, как пахнет счастье.